Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

– Тогда не заходи к ней в комнаты, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие. – Если не хочешь видеть то, что тебе неприятно, старайся не видеть. А Джоэл – ограниченный, глупый старик. Поколение Синди, Барт, не привыкло к нашим условностям. Они все ходят полуголые. Но ты совершенно прав: она не должна демонстрировать всем свое тело. Я поговорю с ней об этом утром. Ты уверен, что она намеренно выставляла свою наготу?

– А ты сама разве не делала этого намеренно? – мрачно произнес он. – Запертая на чердаке с Крисом, разве ты не показывала ему намеренно свое тело?

Что я могла ответить, чтобы он понял? Он никогда бы не понял.

– Мы все хотим прожить жизнь достойно, Барт. Все это было так давно, что я не хочу даже вспоминать. Я стараюсь забыть. Мне хотелось бы думать, что Крис – мой муж, и не вспоминать, что он мой брат. Нам нельзя было иметь общих детей. Разве это недостаточное наказание? Ты не находишь, что стоит нас хоть чуточку пожалеть?

Но Барт покачал головой, и его глаза потемнели.

– Уходи. Ты опять приводишь всякие доводы себе в оправдание. А я снова чувствую ту гадость, которую ощутил, когда все узнал про вас. Я тогда был подростком, и мне необходимо было чувствовать себя и мир чистыми и цельными. Мне и сейчас это необходимо. Именно поэтому я без конца принимаю душ, бреюсь, приказываю слугам убирать, чистить, пылесосить каждый день. Я все время стараюсь отчистить ту грязь, которой ты и Крис запачкали мою жизнь, – и не могу!

Даже в объятиях Криса я не могла найти успокоения. Сон не приходил. Наконец я задремала. И тут же вскочила, услышав отдаленные крики. Второй раз за ночь выскочив из постели, я побежала в ту сторону, откуда они раздавались.

По полу длинного коридора ползла Мелоди, а я в растерянности смотрела на нее. На ней была белая ночная рубашка, снизу, как мне показалось, отороченная неровными красными полосами. Она ползла и стонала, а мне чудилось, что я все еще сплю. Длинные волосы ее были всклокочены, на лбу выступили капли пота, а за ней тянулся по полу кровавый след!

Она безумным взором взглянула на меня и, узнав, простонала:

– Кэти, у меня начались роды…

Она закричала, затем ее глаза медленно-медленно закатились, и она потеряла сознание.

Я кинулась к Крису, потрясла его за плечо. Он проснулся, потер сонные глаза.

– Мелоди! – прокричала я. – У нее начались роды! А сейчас она лежит на полу в холле, вся в крови!

– Не волнуйся, – успокоил он меня, выскакивая из постели и надевая халат. – Первые роды проходят медленно, иногда даже слишком.

Однако у него в глазах было беспокойство, будто он мысленно подсчитывал, сколько времени уже прошло с начала родов.

– У меня в чемоданчике есть все, что надо. – И он начал собирать одеяла, чистые простыни, полотенца.

У него все еще был цел тот чемоданчик с медицинским инструментом, который он получил по окончании медицинского колледжа. Он хранил его все годы, как святыню.

– Если у нее кровотечение, как ты говоришь, значит нет времени на то, чтобы ехать в больницу. Теперь все, что требуется от тебя, – это вскипятить воду. Во всех фильмах акушеры требуют кипяченой горячей воды.

– Мы не в кино, Крис! – нетерпеливо закричала я, полагая, что он просто хочет устранить меня.

Мы почти бегом дошли до Мелоди, и он наклонился над нею.

– Я знаю. Но я был бы рад, если бы ты сделала еще что-нибудь, кроме того, чтобы бегать здесь и кричать. Отойди, Кэтрин, – уже почти грубо приказал он.

Он поднял Мелоди, и в его руках она казалась легче перышка, хотя ее живот возвышался как гора. Войдя в ее комнату, он уложил Мелоди на кровать, подсунул под нее подушки и попросил меня принести побольше полотенец и простыней.

– Двигайся, Кэтрин, двигайся! Положение ребенка говорит о том, что роды идут. Головка опустилась, и он продвигается вперед. Беги, Кэтрин! Мне надо простерилизовать некоторые инструменты. Неужели, черт побери, нельзя было сказать мне, что у нее начались схватки? Пока мы все веселились и радовались подаркам, она испытывала страдания. И ничего никому не сказала. Что, черт возьми, происходит со всеми в этом доме? Все, что нужно было, – это предупредить нас!

Еще до того, как он закончил эту тираду, предназначенную больше для себя самого, чем для меня, я уже летела по коридору, затем вниз по лестнице – на кухню, чтобы поставить на огонь чайник. И все время с беспокойством думала о том, что Мелоди, скорее всего, хотела этим наказать себя и нас. А может быть, она даже желала смерти своему ребенку, чтобы не возвращаться в Нью-Йорк с мужем-паралитиком и ребенком, по существу лишенным отца.