Вирджиния Эндрюс - Розы на руинах

В сумерках косые тени от лучей солнца становились зловещими. Все бесчисленные ночные существа перешептывались, толклись у меня над головой. Я отмахивался от них. Я бежал к Джону Эймосу. Он сидел у себя в комнате и читал какой-то журнал, который быстро спрятал, когда я вошел не постучавшись.

– Ты не должен так входить, – сказал он без улыбки, даже не обрадовавшись, что я пришел живой, на двух ногах.

Мне было легко сделать такой же суровый вид, как у Малькольма, и напугать его:

– Это ты давал Эпплу еду и питье, пока я болел?

– Нет, конечно, – охотно отозвался он. – Это все твоя бабушка. Я ведь предупреждал тебя о женщинах: им никогда нельзя верить. И Коррина Фоксворт ничуть не лучше всех других женщин, которые заманивают мужчин, делают их рабами.

– Это имя бабушки – Коррина Фоксворт?

– Конечно, я же тебе говорил. Она дочь Малькольма. Он назвал ее в честь матери, но не потому, что любил мать, а для того, чтобы это имя напоминало ему о коварстве женщин. Он знал, что и собственная дочь предаст его – хотя он любил ее, слишком любил, по моему мнению.

Мне порядком надоели разговоры о чарах женщин, о том, как они «заманивают».

– Почему ты не сделаешь себе хорошие зубы? – строго спросил я.

Мне не нравилось, как он свистит и пришепетывает при разговоре.

– Молодец! Ты начинаешь разговаривать как Малькольм. Болезнь пошла тебе на пользу, как и ему всегда. Теперь слушай внимательно, Барт. Коррина – твоя настоящая бабушка, и она же была женой твоего родного отца. Она была любимой дочерью Малькольма, но однажды она так согрешила, что ее ждет суровое наказание.

– Наказание?

– Да, суровое наказание. Но ты не должен показывать, что переменил свое отношение к ней. Делай вид, что любишь ее, хочешь ее видеть. Тогда она станет уязвимой для нас.

Я знал, что значит «уязвимой». Это одно из тех взрослых слов, что мне надлежало выучить. Слабый. Плохо быть слабым. Джон Эймос сходил за своей Библией и положил мою руку на ее изношенную черную обложку, всю в трещинах.

– Это собственная Библия Малькольма, – сказал он. – Он сам завещал ее мне… хотя мог бы завещать гораздо больше…

Я подумал, что Джон Эймос – единственный человек, в котором я еще не разочаровался. В нем я нашел верного друга, так необходимого мне. Ну и что, что он стар, – ведь я научился играть в старость. Хотя я не мог вынуть зубы изо рта и положить их в чашку.

Я в испуге глядел на Библию. Мне хотелось убрать руку, но я не знал, что последует за этим.

– Поклянись на этой Библии, что выполнишь волю Малькольма, которую он возложил на своего великого внука: отомстить всем тем, кто вредил ему.

Как я мог поклясться в этом, если все еще любил ее? Может быть, Джон Эймос лжет? Может быть, это Джори кормил Эппла?

– Барт, ты что, не решаешься? Ты слабак, Барт? У тебя нет воли? Посмотри дома на свою мать: как она пользуется своей красотой, своим телом, поцелуями, объятиями, чтобы заставить твоего папу сделать все, что она захочет. Посмотри, как тяжело он работает, как устает. Спроси самого себя: почему? Для себя ли он это делает или для нее – для того, чтобы она покупала новую одежду, шубы, драгоценности и новый дом, который она хочет. Вот как женщины все время используют мужчин; пока они играют в жизнь, мужчины работают.

Я сглотнул ком в горле. Я знал, что у мамы есть работа. Она учит балетным танцам. Но ведь это скорее развлечение, чем работа, не так ли? Покупает ли мама что-то на свои деньги или только на папины? Этого я не знал.

– Ну тогда иди к бабушке, будь с ней ласков, как прежде, и вскоре ты поймешь, кто тебя предал. Это не я. Иди и представь, что ты – Малькольм. Назови ее по имени – взгляни, как в ее лице сразу появятся стыд и вина, а еще страх, что ты узнал, кто тебя предал. Ты поймешь, кому можно верить, а кому – нет.

Я поклялся на Библии, что отомщу тем, кто предал Малькольма, и похромал в зал, который бабушка любила больше всего. Я встал в дверях, глядя на нее, и сердце мое забилось, потому что мне хотелось побежать к ней, чтобы она обняла и посадила меня к себе на колени. Правильно ли изображать из себя Малькольма, если я даже не позволил ей объясниться?

– Коррина, – произнес я грубым голосом.

Ах, как мне нравилась эта игра! Я сразу почувствовал себя сильным, правым.

– Барт! – радостно закричала она. – Наконец ты пришел ко мне! Я так рада видеть тебя снова сильным и здоровым.

Она немного помолчала и спросила:

– Кто сказал тебе мое имя?

– Джон Эймос. Он еще сказал мне, что ты давала еду и питье Эпплу, пока меня не было. Это правда?