Вирджиния Эндрюс - Розы на руинах

Эппл понюхал морковку. Завилял хвостом. Подпрыгнул и выбил морковку из моих рук. До сих пор так и не научился играть в лошадиные игры.

Я запряг Эппла в новую тележку для пони, и мы объехали весь двор.

– Н-но! – кричал я. – Смелее, поймаем этих ворюг! Беги вперед, мой верный конь, нам надо успеть до захода солнца!

Я заметил тень, мелькнувшую среди холмов. Быстро повернулся и выстрелил! Так и есть: индеец! Сниму скальп! Индейцы преследовали нас, пока мы не оставили их далеко позади. Холмы сменились знойной пустыней. Мучимые жаждой, мы искали оазис. А увидели мираж.

Вот она, женщина из миража. В развевающихся черных одеждах она шла поприветствовать нас возле своего жилья…

– Воды… – простонал я. – Чистой, холодной воды…

Я развалился в шезлонге и с наслаждением вытянул свои длинные и худые запыленные ноги… Высыпал песок из обуви.

– Пива, – приказал я салунной девушке.

Она быстро принесла мне холодное-прехолодное коричневое, пенящееся пиво… Оно обожгло мне живот, как крапива, и я подмигнул девушке:

– Какая красотка! Что ты делаешь в таком тухлом месте?

– Я местная. Разве не помнишь, старина Сэм? – Она опустила глаза и повела ресницами. – Но когда приходят трудные времена, женщина берется за любую работу.

Она подыгрывает мне! Какая чудесная у меня бабушка! У меня никогда еще не было товарища по играм.

Я дружески улыбнулся ей:

– Поставь в стойло Эппла. Смотри, чтобы он не умер, я им дорожу.

– Милый, это уже нехорошо для игры. Нездорово для тебя так часто говорить о смерти. Пойди-ка лучше ко мне – я спою тебе.

Как хорошо! Я люблю, чтобы меня укачивали, как ребенка. Я свернулся у нее на коленях, положил голову ей на грудь и слушал ее песни. Она качалась в своем кресле, и я все больше впадал в забытье. Я повернул лицо так, чтобы рассмотреть под вуалью ее черты. Неужели я полюблю ее больше мамы? Я подглядел, что волосы бабушки под вуалью совсем серебряные, только кое-где просвечивают золотые пряди.

Не хочу, чтобы мама старела и ее волосы стали седыми. Она каждый день оставляет меня ради этой Синди, забывает про меня из-за своих дел. Отчего Синди появилась у нас и испортила мне всю жизнь?

– Пой еще, пожалуйста, – прошептал я, когда она окончила. – Ты любишь меня больше, чем мадам Мариша любит своего Джори?

Если только она скажет: да, гораздо, гораздо больше, – я не знаю, что сделаю для нее.

– А бабушка Джори очень любит его?

Мне показалось, в ее голосе прозвучала ревность. Меня охватило бешенство. Она заметила это и начала целовать меня. Поцелуи были сухими из-за этой вуали.

– Ба, мне надо тебе что-то рассказать.

– Хорошо. Только не забывай правильно произносить «р». Рассказывай мне все, я всю свою жизнь стану тебя слушать.

Она отвела рукой волосы у меня со лба и постаралась пригладить их. Не смогла.

– За два дня до моего дня рождения мы поедем в Диснейленд. Там мы будем неделю, потом полетим туда, где у нас много могил. Будем посещать кладбища, покупать цветы, класть их на солнце, где они сразу же умрут. Ненавижу кладбища. Ненавижу бабушку Джори, которая меня не любит, потому что я «не рожден для танца».

И снова она зацеловала меня:

– Барт, расскажи своим родителям, что… у тебя в жизни и так было слишком много могил. Скажи им, как тебя это удручает.

– Не станут и слушать, – устало сказал я. – Они даже не спросят, что я люблю и что не люблю. Они только говорят, что я должен делать.

– А я уверена, что они послушают, если ты расскажешь им о своих снах, где ты видишь себя умершим. Тогда они поймут, что слишком часто таскают тебя по кладбищам. Расскажи им всю правду.

– Но… – запнулся я, не зная, как это совместить, – но… я хочу в Диснейленд!

– Скажи им, как я тебе посоветовала, а я уж позабочусь об Эппле.

Я почувствовал отчаяние. Раз я передоверял воспитание Эппла кому-то другому, значит он больше уже не будет моим, только моим. Я зарыдал от беспомощности, оттого, что жизнь так сложна. Но я сбегу, раз я решил, так и будет, я обязательно сбегу…

Мы снова качались в кресле, и бабушка нашептывала мне, что мы с ней на корабле и плывем по бурному морю к прекрасному острову, где царит покой. Я утратил почву под ногами и, сойдя на остров, не мог стоять или даже сохранять равновесие. Она исчезла. Я один. Совсем один. Как на Марсе, а на Земле меня ждет Эппл. Бедный Эппл. Он умрет в одиночестве.

Я проснулся и в панике подумал: где я? Отчего все так состарилось? Мама… отчего у тебя лицо покрыто черным?