Джин Пендзивол - Дочери смотрителя маяка

Между ними встал организатор соревнований.

— Хватит! — Это было сказано твердо, тоном, не терпящим возражений. — У нас так не принято. Убирайтесь отсюда.

Чарли пытался вырваться из рук удерживавшего его Арни, но недолго. Затем он развернулся и отошел в сторону.

В ту ночь мы с Эмили забрались в «Душистый горошек» и оттолкнулись от причала. Озеро все еще было тихим и спокойным, и мне пришлось всего несколько раз налечь на весла, чтобы направить лодку в канал между Сильвер Айлет и островом Бернт, где течение понесло нас по чернильной поверхности озера. Почти полная луна всходила на небе, и этого света нам было достаточно. Я слышала музыку. Я знала, что начались танцы. Знала, что Чарли и Арни пойдут туда. Вся молодежь там собиралась. Кроме меня и Эмили. Я убедила себя, что мы, в любом случае, еще слишком малы, чтобы идти туда. В следующем году Чарли возьмет нас с собой. В следующем году мы пойдем на танцы. Мы лежали на дне лодки, завернувшись в наше покрывало для пикников, и зажимали уши, пока на темно-фиолетовом ночном небе вспыхивали фейерверки.

На следующий день мы отправились обратно на Порфири, но без приза.

Лето было все таким же жарким и сухим. Иногда, когда жара становилась совсем невыносимой, мы купались. Глубоко-глубоко в своих темных водах Верхнее хранит зимний холод и отказывается его отпускать, и этот год не стал исключением. Синие волны, омывающие берег, были очень соблазнительными, и иногда мы раздевались до нижнего белья и бросались в объятия воды. Холод быстро пробирал до костей, и мы выходили дрожащие, замерзшие и пресыщенные прохладой. Эмили никогда не плавала. Даже в такие дни она просто заходила по колено в воду и отступала в тень дерева, чтобы оттуда наблюдать, как мы с Чарли задыхаемся от холода, брызгаемся и смеемся.

В другие дни Чарли выплывал с нами на озеро, где ветерок сдерживал пылающее солнце. Был как раз такой день, жаркий и засушливый, когда Чарли, Эмили и я сели в «Душистый горошек», взяв с собой банку холодного сладкого чая и полдюжины завернутых в кухонное полотенце бисквитов, и отправились вокруг Порфири, мимо острова Дредноут, а потом к острову Магнит, проходя между островом Эдуарда и полуостровом Блэк-Бэй. Ветер был слабым, но его силы хватало на то, чтобы наполнять наш парус и чтобы за кормой оставался расходящийся след. Озеро катило большие, беспокойные волны, которые бросали маленький «Душистый горошек» из стороны в сторону, как пробку. По этому маршруту мы плавали только в ясные дни; стрелка компаса Чарли начала бешено крутиться, когда мы приблизились к острову Магнит, и мы уже знали, с чем связано название этого места. Мы решили устроить пикник в Прингл-Бэй, чтобы сидеть на пляже и плескаться в воде.

Я взяла с собой книгу и, лежа в тени, путешествовала далеко от берегов озера с героем по имени Гулливер, поглощая образы удивительных существ, оживавших на страницах. Эмили взяла блокнот для эскизов, который ей прислал Питер, и карандаши, и рисовала цветки приморской чины. Чарли отправился на разведку с рогаткой в руке.

Должно быть, я задремала, мне привиделись лилипуты, бегающие у меня по ногам, пока я лежала в песке, удерживаемая воображаемыми нитями, дрейфуя между землями Свифта и собственной в мире фантазий, наполненным бегающими черными муравьями и иллюзиями послеобеденной дремоты.

— Ну-ну, добрый день, юные леди. Какой сюрприз — увидеть вас в такой глуши! Иначе и не скажешь.

Я сбросила с себя остатки сна и по привычке быстро посмотрела по сторонам, ища сестру. Она сидела на том же месте, детально отображая фиолетовые цветки, завивающиеся усики приморской чины и ее тонкие стручки, только начинавшие формироваться. Казалось, она не замечает мужчину и женщину, идущих в нашу сторону по пляжу. Но я-то знала, что это не так.

Я вскочила на ноги, разглаживая тонкую хлопковую юбку и щурясь на мужчину, чей говор был чуждым, словно он сошел со страниц моей книги. Он был статным, ростом выше шести футов. У него были длинные руки с вытянутыми пальцами и близко посаженные карие глаза. Лицо выбрито, не считая намека на бороду, подсказывающего, что в этот день бритвой он не пользовался. Его хлопковые штаны были немного испачканы на коленях, рукава рубашки закатаны; на голове у него была широкополая шляпа, а на плече висела сумка.

В нескольких шагах за ним шла женщина, такая маленькая, что, если бы не манера держаться, я приняла бы ее за девочку. Она ступала осторожно, лицо ее раскраснелось от жары, нос и щеки были щедро усыпаны веснушками, волосы собраны сзади и заправлены под широкополую шляпу, похожую на головной убор ее спутника. На ней были брюки, подвернутые до лодыжек и подпоясанные веревкой. Она была не выше меня ростом, с пытливыми глазами и нежными руками.