Татьяна Москвина - Она что-то знала

Алёна знала толк в любви. Она любила родителей, любила подруг, любила свою работу, любила мужей. Но ни в одно из этих чувств не было заметено столько ужаса и тревоги, сколько их было в Алёниной любви к детям. Любовь к первому сыну ещё как-то приглушалась уймой бытовых хлопот, учёбой, неурядицами с первым мужем, не созданным для семейной жизни красавцем двумя курсами старше её. И всё-таки каждую ночь, даже когда младенец мирно спал, Алёна вставала и шла посмотреть, жив ли он, не случилось ли что. Не помогали и профессиональные знания – напротив, Алёна слишком хорошо знала, сколько в жизни тела необъяснимого и странного.

На второго же сына обрушился весь безумный жар материнской души. Если он задерживался, Алёна выбегала на улицу и ходила взад-вперёд возле подъезда, не отлучаясь далеко – ведь неизвестно, с какой стороны придёт, можно пропустить, не заметить. Так и металась часами, всклокоченная, часто в домашних тапках, вся превратившись в горячечный комок ожидания. Мыслей никаких не было, рассудок молчал. Увидев знакомый тоненький, ладный силуэт, начинала сразу кричать, плакать. Но все объяснения с ребёнком были бессмысленны – он сам таких чувств не испытывал и понять, чего мать орёт, не мог. Терзающий душу страх за близкого человека, как правило, не входит в арсенал душевного снаряжения подростка. Не входит – и всё. Он осваивает сложный реальный мир, и ему не до фантастических картин возможных несчастий. Многие дети всерьёз думают, что их родители – больные, неуравновешенные люди, которые устраивают безобразные сцены на голом месте. Ну задержался, ну пошли в кино, а потом к Димке, ну не позвонить было – чего ты, в самом деле, да что со мной может случиться-то!

Алёна впадала в такое отчаяние, когда он болел, что ребёнок, на подсознательном уровне, благоразумно решил не болеть, поскольку видеть материнское беснование был не в силах. Он рос здоровеньким, проворным, смышлёным, и тут бы жить да радоваться, но как было жить да радоваться, когда напротив матери стоял Весь Мир, и Весь Мир был – против матери.

Мишка родился в перестройку и не застал советской жизни, на его юные мозги обрушился бесконечно путаный, бесконечно меняющий исполнителей прямо по ходу действия русский спектакль, с его угрожающе и постоянно растущей ценой на билет. Всё крутом расслоилось, укрылось в герметичные пространства собственных интересов, и Мишке надо было бы укрыться от мира в семье – но он не мог, ведь только в борьбе с матерью он имел шансы сформировать свою личность, да и семья к тому же распалась, когда ему было всего-то восемь годочков. С двумя парнями на руках, без мужа, в маленькой двухкомнатной квартирке на проспекте Космонавтов, врач-терапевт районной поликлиники Алёна Царёва сражалась со Всем Миром за своих детей. О себе пришлось забыть надолго.

Что вывозят из России, как говорили в старину, в края заморские? Нефть, газ, металлы, икру, меха – и женщин. После того как прогрессивные иностранки перестали спасать путём брака избранных диссидентов, русские мужчины никаким спросом не пользуются, оставаясь продуктом исключительно для внутреннего употребления, навроде свиной тушёнки. Так было не всегда. Выведенный в дворянских оранжереях элитный сорт мужских фруктов привлекал внимание европейских дам; некоторое эротическое электричество пробежало и по проводам Интернационала: рэволюционеры казались интересными, ведь свирепое желание истреблять себе подобных ещё никогда не остужало в женщинах любовного пыла. Однако уже послевоенный запрет на браки с иностранцами обездолил совсем немногих иноземок, в основном из числа заезжих студенток, что и обессмертил Леонид Зорин в популярной мелодраме «Варшавская мелодия». Предоставленные самим себе русские женщины и русские мужчины оказались в сильно неравном положении. Мужчины, повреждённые войнами и репрессиями генетически, уверенно деградировали, но представляли собой предмет местного повышенного спроса со стороны женщин, которые по сути изменились мало, а значит, были фатально настроены на любовь и семью.