Кен Калфус - Наркомат просветления

Шофер был все там же — стоял, прислонившись к машине. Сигарету он докурил. Он смотрел на вагон чистыми голубыми глазами. В этом бесстрастии Астапов почуял презрение — словно шофер тоже видел киноленту. Падая на заднее сиденье «торникрофта», Астапов подумал, заметно ли на брюках пятно плевка. Он хотел заговорить, но не мог, и наконец выдавил горлом шепот:

— Грязь.

Взятие монастыря вышло стремительным, хотя и не совсем бескровным. В придорожной канаве лежало ничком тело мужчины — одного из защитников Грязи. «Торникрофт» обогнал идущего красноармейца — глаза у него остекленели и голова была обвязана окровавленным бинтом, но шагал он бодро, словно шел в строю на новую битву. В воздухе висел плотный дым с торфяным привкусом. Во внутреннем дворе монастыря нетерпеливо ходили туда-сюда бойцы с винтовками в руках. На верхнем ярусе развалин колокольни развевалось красное знамя. Судя по масштабам разрушений, можно было подумать, что Астапов побывал в монастыре не сегодня утром, а несколько веков назад. У Астапова еще шумело в голове. Он нашел трех солдат, которых помнил с Каменки, и приказал разгрузить оборудование.

Дверь храма была сорвана с петель, поэтому в нем стало чуть светлее. Внутри кишели крестьяне (крысиное гнездо, злобно подумал Астапов). Свечи были сброшены на пол, и запах воска сменился запахами человеческого страха, а также ароматами пороха и табака. Солдаты стояли вдоль стен церкви, кое-кто — прислонившись спиной к иконам, и держали пленных под прицелами винтовок. Должно быть, людей из деревни притащили сюда связанными.

Священник, который стоял, прикрывая своим телом икону, по его словам, привезенную из Палестины, чуть не бросился на Астапова:

— Это святое место, храм Божий!

Слабого дневного света, проникавшего в церковь, хватило, чтобы разрушить магию. Священник больше не казался ни безумным, ни коварным — раздавленный старик.

— Мы никому не причиним вреда.

— Вы уже убили людей. И уничтожили реликвии.

— Все это золото и роскошь были украдены у народа. Теперь справедливость восстановлена, — сказал Астапов и повернулся спиной. На самом деле повреждения, нанесенные церкви, его расстроили, но, во всяком случае, в Каменке было значительно хуже.

Шишко и Никитин стояли у иконостаса с револьверами в руках и наблюдали за мужиками. Астапов пробрался сквозь толпу и подошел к ним.

— Во что вы тут играете? — сквозь зубы спросил Шишко, злобно ухмыляясь. — Мы их долго не удержим. А отвечать будете вы.

— Никитин, идем, ты мне поможешь, — только и сказал Астапов. Боец держал револьвер наготове, пока они пробирались сквозь толпу. Маленькие дети плакали, а дети постарше, которых матери крепко прижимали к себе, кривились и ерзали. В храме было шумно, как на затемненном вокзале, где никто не знает расписания поездов. По морщинистым загорелым лицам старух текли слезы. Эти люди просидели в укрытии несколько дней. Одна старуха схватила Астапова за руку.

— Ваше благородие большевик, пожалейте нас! Хоть детей!

— Не бойся, бабушка, — ответил Астапов. — Вам ничего плохого не сделают. Сегодня великий день, один из лучших дней вашей жизни.

Он поставил Никитина смотреть за разгрузкой оборудования и показал ему, как включать генератор. Генератор был французского производства. Он остался от синематографической компании «Патэ», когда ее контору на Тверской занял отряд сотрудников Наркомпроса под командованием Астапова. Пока настраивали аппаратуру, Астапов прошелся посреди крестьян, бормоча уверения, что им не причинят вреда, и вежливо прося потерпеть немного. Под его руководством в церковь внесли электрические прожектора и установили у дверей на воздвигнутых треногах — лампы оказались под самым потолком с фресками. Один старый крестьянин решил, что это оружие.

— Смерть наша пришла! — закричал он.

— Товарищи! — тут же выкрикнул Астапов. Если толпа начнет паниковать, отряд Шишко просто затопчут. — Уважаемые товарищи! Вам не причинят вреда, честное слово! Мы вам кое-что покажем, а потом вы пойдете по домам, свободно, не под арестом, не как рабы, какими вы были при старом режиме!

Крестьяне зажужжали, как мухи. Стало ясно, что Астапов — начальство, и мужики расступились, когда он вторично пошел через толпу. Он подошел к иконостасу, стал рядом с Шишко, повернулся и оказался на том месте, где обычно стоит священник во время службы. Шишко бессознательно приберег для него место священника.