Jascherka Kramlyn - Братик

– Шура, ты почему с отцом не здороваешься?

– Здравствуй, папа, - не поднимая головы, прошептал Шурка.

– Не слышу.

– Здравствуй, папочка, - совершенно не своим, почти вибрирующим как напряженная струна верхних ладов, голосом взвизгнул братик.

– Через пять минут зайди ко мне в комнату.

Я запрокинул голову и выпустил к потолку облако дыма. Мне было противно. Противно и стыдно за отца.

Но Шурка должен научиться сам защищать себя. Должен научиться этому сейчас, или будет поздно. Возможно, я не менее жесток, чем наш отец, но если Шурка будет ждать помощи со стороны, ему нечего делать в этой жизни.

Как же я ненавижу торжественно-органные звуки соседских часов!

Я снова в деле. Заскочил домой, чтобы забрать заначку, давно припрятанную в нашем с Шуркой общем рабочем столе. Пока добирался до тайника, вывалил из ящика кучу его вещей и среди прочего забавного вида куклу. Лысенького пупсика с приклеенным к голове клоком волос и завернутого поперек тела в кусок тряпки, подозрительно напоминающей рукав старой отцовской рубашки. Но, что еще милее, глаза, кисти рук и несколько разных мест на животе у куклы были проткнуты швейными булавками.

Видимо, Шурик все же пытается искать какие-то свои методы борьбы.

Я посмеялся и засунул куклу обратно. Пусть растет братик.

Тик-так…

Тик-так. Тик-так. Тик-так. БОМ! БОМ! БОООООМ!

Совсем я отвык от этих звуков.

Курю, пускаю дым в потолок и расслабляюсь. Я ведь уже почти, как год, не был дома. Долго рассказывать, но плющились мы с Сахой, Михеем и Демычем по страшному. Весь год воплощали в жизнь науку Малыша и его старших товарищей, ровно как и свои собственные природные таланты. Я думал, у меня мозги выкипят от всех этих цифр, имен-отчеств, дат и прочей важной информации, которую даже и записать нигде нельзя, а надо держать в уме. Бегали, прыгали, бесстыже льстили в телефонные трубки, флиртовали с сотнями секретарш, ругались с водителями, грузчиками и зав.складами, обманывали и воровали всеми возможными и невозможными способами.

Не знаю, может быть мне и не суждено стать олигархом, но денежки к нам пошли. И даже не просто пошли, а побежали, я бы сказал. Даже при том, что, как только нам будет лет по двадцать, обязательно надо затевать собственную контору, а стало быть деньги нужно откладывать уже сейчас, мы с Сахой без проблем сняли комнату в пятиэтажке. Далековато от центра, правда, но зато не по друзьям ночевать. Можно сказать живем, как белые люди.

Тик-так. Тик-так.

За все это время я даже ни разу не звонил домой. Даже особо не вспоминал о них.

И чего я сюда пришел?

Груда грязной посуды в мойке, по-моему, нисколечко не изменилась. И в утробе холодильника все те же консервы, пиво и скислые макароны. И чая нет.

Тик-так.

Кажется, кроме звуков этих часов меня ничто не связывает с этим домом.

Тонкие стены пропускают шум шагов в коридоре, коротко скрипит в замке ключ.

Тик-так, тик-так. Я никуда не тороплюсь. Курю на кухне и жду.

Я уже здорово надымил, и густые серые клубы плывут по помещению, выползают длинными языками в коридор. Будто бы мои личные герольды они предупреждают его о моем приходе.

И Шурка влетает на кухню, словно маленький крейсер прорываясь сквозь дымную завесу. Замирает, ища меня глазами, а найдя, кажется, робеет.

– Привет, Шурка, - улыбаюсь ему я.

– Стась!

И через мгновение он уже болтается у меня на шее, весь будто бы склепанный из несовмещающихся частей. Локти, колени впиваются мне в самые неожиданные места, пока я с удовольствием тискаю братишку. Он обрушивает на меня бесконечный поток всяческой ерунды, он просто не замолкает. Я сижу и улыбаюсь, между делом неизбежно замечая легкие тени у него под глазами, искусанные, шелушащиеся губы, выступающий под краем воротника синяк.

Тик. Так.

Отец, сука. Так его и растак.

Впрочем, братиш и не думает мне жаловаться. Он просто сияет от счастья. Жаль, что скоро мне уходить.

Мне нечего делать в этом доме.

Обстоятельства вынудили временно перебраться в родительскую квартиру. Как сказал бы Малыш, будь он с нами: «Больше сваво кусок не хавай». Нельзя было соваться в игорный бизнес.

Миху так отделали, что предупреждение мы хошь-нехошь уловили.

Он, бедолага, два дня кричал, что ему позвоночник сломали. Но, похоже, обошлось. Лежит теперь. Ноет только много.