Александр Щёголев - Как закалялась жесть

Эвглена!

Ее трудно было узнать: быть покойницей этой женщине явно не шло. Как странно… Хоть бы что во мне шевельнулось, все-таки столько дерьма нас связывало, столько незримых нитей, одна из которых любовь, будь она неладна!.. Пустота. Закончились девять месяцев бреда, именуемые браком, вот и все чувства. Покойся с миром, тварь моя ненаглядная.

Однако забавно: пускать мамашу на «игрушки» дочь не захотела.

— А что с дедом? — спросила Елена.

— С дедом-людоедом? Что ему и положено, жарится на противне.

— Как — жарится?! — она откровенно испугалась. — НА ПРОТИВНЕ?!

Похоже, вообразила себе что-то этакое, от чего вдруг ее холодный пот прошиб. А мне смешно стало: еле сдержался.

— На том же самом противне, на который и твоя мать попала. Думаю, они там с Крамским рядышком лежат, корочкой покрываются. Грехи — вместо панировочных сухарей. И мы с тобой когда-нибудь туда ляжем, не переживай.

Я острил, но ей почему-то не стало веселей. Да и мое веселье было нервное, опасное, истеричное. Свобода была так близка…

— У кого второй ствол? — спросил я у нее.

— У Вадима, — послушно ответила Елена, косясь на нож.

— Где Вадим?

— В студии наверху.

— В доме еще есть оружие?

— У матери в сейфе.

— В прихожей кто-нибудь дежурит?

— Какой-то друг Вадима.

— Один, что ли?

— Один.

— Какое у него оружие?

— Никакого.

— Почему?

— Зачем, он же не охранник, просто клиентов встречает.

— И какие клиенты на подходе?

— Ну… Кретин, который головы покупает. Там для него контейнеры приготовлены. Потом — Алексей Алексеевич, это клиент из новых…

— Ладно, постараюсь с ними не встретиться. А вам-то с Вадимом зачем эти штуковины? — кивнул я на пистолет под ногами.

— Не знаю… У кого-то же должно быть.

Детский сад, подумал я. И она всерьез считает, что хоть в чем-то превосходит мать? Правильно я ей говорил — кукла ты на ниточках…

— Отлично. Где ключи?

Она вынула из кармана увесистую связку.

— Показывай, где от подвала. ( Показала. ) От второго этажа? ( Показала. ) От черного хода тоже есть? ( Есть. ) А это от чего?

— От сейфа в будуаре.

— Просто супер! Бросай их на пол. ( Бросила. ) Теперь лезь в подвал.

— Как?!

— Змеей. Ложись на пол и ползи.

— Я не пролезу!

— Трупы пролезают, а ты нет? Могу тебя просунуть в виде трупа. Следом за мамочкой. Ну!

Девчонку трясло, но больше она не спорила, и через минуту, потеряв по пути тапки, скрылась в норке. Я закрыл за ней дверцу. Клетка захлопнулась. И я вдруг понял, как близко спасение, и я почувствовал, как к горлу подступает комок, потому что большего счастья в моей жизни еще не было, и радужные пятна обступили меня, сливаясь в танцующие фигуры… и тогда я, рванув на себе рубашку, сделал на груди длинный надрез…

Боль отрезвила. Вид собственной крови возвратил ненависть.

Бой не был закончен, так что рано сопливиться. Сколько крутых парней сгорело в шаге от заветной двери, победно вскинув руки! Я не крутой и потому воздержусь от лишних жестов…

Пристроил ампутационный нож обратно за резинку штанов, придирчиво проверив, не провалится ли. Затем подобрал ключи, пистолет, рассовал трофеи по карманам.

— Жил я, наверное, плохо, — произнес Стрептоцид. — А может, хорошо, мне потом объяснят. Рассказывать о себе трудно, поскольку придется повторяться и повторяться…

Говорил он тихо, медленно, однако вполне отчетливо. Он изо всех сил зажимал рану в груди собственной майкой, вытащенной из брюк и собранной в плотный ком. Неплохо держался парень, я его недооценил.

— Борису Борисовичу о себе расскажешь.

— Ленкиному гувернеру? Мне его жалко. Правда.

— С чего вдруг?

— А мне жалко всех умных людей, кто не подлец, даже если я не согласен с их точкой зрения на те или иные вопросы медицины. Ум — это сомнительное счастье. К уму нужна еще и подлость, чтобы добиться так называемого успеха… Лично вам я вроде бы плохого не сделал. Пока, во всяком случае.

— Пока да, — согласился я.

— Тогда, возможно, вас не затруднит вызвать «скорую», как только вы окажетесь в безопасности. Мне надо в больницу… в настоящую…

— Ничего не обещаю, — сказал я и начал восхождение по ступенькам лестницы.

Он бормотал мне вслед:

— А то с жизненными перспективами — жопа… Я, как будущий врач, это понимаю… Может, еще не полная, но одна ягодица уже вынырнула из драных штанов… А если серьезно — нет, так нет, господин Саврасов. У каждого из нас своя жопа… У одного грязная, у другого почище…