Наталья Андреева: Любя, гасите свет

Вот тогда и началось! И снова виноват я. Мне надо было в тот же день расстаться с Витой. Навсегда. Но я был ей должен и не имел достаточно наличных, чтобы сразу же расплатиться. Деньги я в итоге перехватил, но до этого мне успели хорошенько вымотать нервы. Обманутая женщина превращается в мегеру. А глупая обманутая женщина в тирана. Начинает беспрестанно устраивать сцены, твердя про свою загубленную молодость и детей, которых она мне, предателю и сволочи, родила. Будто я настаивал на этом! Она сама говорила:

– Сережа, я не стану делать аборт. Я очень хочу этого ребенка.

И я, как настоящий мужик, отвечал:

– Оставляй.

А спрашивал меня кто-нибудь, хочу я этого или нет? Она ведь специально меня ловила, моя жена. Говорила, что предохраняется, а на самом деле не делала этого. Я ее не раз просил:

– Лена, времена сейчас непростые, давай подождем с детьми.

Она ведь еще не старая. И я не старый. Успели бы и со вторым ребенком, и с третьим. И она, между прочим, соглашалась:

– Давай.

А через месяц:

– Ой, я беременна.

А теперь она меня шантажирует этими детьми. Я никогда не задумывался об айкью своей жены, пока не познакомился с Витой. Мне всегда казалось, что женщине вовсе не надо быть умной. Но хоть какие-то мозги должны у нее быть? С Ленкой ведь абсолютно не о чем поговорить! Она любой разговор сводит к «надо». Надо то, надо се. Диане, Нике, Даньке, ей самой. Маме ее. Их так много, а меня так мало. Я думаю, что это никогда не кончится. Им всегда что-то будет надо. А когда мои дети вырастут, им будет надо еще больше.

Поэтому, когда Вита сказала о Лондоне… Черт возьми, я ведь помню этого банкира! Холеный мужик, весь такой деловой. Теща упомянула как-то, что он сын дипломата. Верю! Мне, беспородному, не доводилось вращаться в таких кругах. Все у меня есть, кроме родословной. А родословная это связи. Поэтому я и зауважал Виталину, что она, будучи провинциалкой, подмяла под себя всех этих элитарных. И Максим Леонидович ходил у нее на коротком поводке. Я помню эти слухи, но банковские сплетни меня не интересовали. Я считал, что это бабское дело, обсуждать любовниц Хозяина. Но про супербабу краем уха слышал, не уточняя имен. Про женщину с компьютером вместо мозгов. А когда встретил ее – поверил.

Виталина вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, ею восхищаешься и уважаешь, а с другой – это некое недоверие и даже опаска. Я не скажу страх, бояться я давно уже ничего не боюсь, (кроме как за детей, конечно, потому что все под Богом ходим), но это чувство сильно мешает относиться к ней, как к женщине. Она ведь не смотрит, а сканирует. Такое ощущение, что читает твои самые потаенные мысли, а это, согласитесь, не очень приятно. Да еще ее феноменальная память!

Она меня, конечно, поразила. Куда там Ленке! Но ведь баба не должна быть умнее мужика. А Виталина умнее меня, я вынужден это признать. Она ловчее ведет дела, у нее стальная хватка, она всегда знает, где выгода, а где ее нет. Она все просчитывает, как самый настоящий компьютер!

Я по-прежнему говорю об этой женщине в настоящем времени, хотя ее давно уже нет в живых. Так она меня поразила. Я не думаю, что это была любовь. Вот Ленку свою я любил, у меня от нежности желудок судорогой сводило, а в горле словно ком застревал: ни слова выговорить не мог. Когда был с Витой, тоже долго не мог ничего сказать, но по другой причине. Боялся показаться дураком. Разве ж это любовь?

Когда в мой офис пришли эти двое щенков, я, признаться, растерялся. Они стали кричать:

– Вы убили свою любовницу!

Всех переполошили. Да что им надо-то? Какой-то выигрыш в лотерею, и почему-то им до зарезу нужна та самая квартира, этим двум детям. Там по-прежнему горел свет, во всех окнах, и я радовался, как последний кретин: долго же ее не хватятся, Виталину. Пока все лампочки в ее треклятой квартире не перегорят.

И вот нарисовались какие-то сопляки, которые затеяли свое собственное расследование. И ведь почти докопались до истины! Я понял, что надо принимать меры. Ну, а какие меры я могу принять? Предъявить следствию убийцу.

И я поехал к Игорю. Разговор у нас вышел тяжелый.

– Здор́ово, – сказал я. – Дело есть.

Он молча посторонился. Видно, понял, что я не с добром пришел. Я смотрел на него, как он нервно ходит по кухне, как дрожащей рукой наливает пиво в стакан, как жадно пьет, и вдруг вспомнил своего шурина, каким он был, когда мы только-только познакомились. Ленка нас познакомила:

– Сережа, это мой брат. Игорь.