Наталья Андреева - Любя, гасите свет

– А велико наследство-то? – подмигнула толстуха.

Мы с Качаловым переглянулись: что толку скрывать?

– Видовая квартира в элитном доме площадью сто сорок квадратных метров, машиноместо в подземном паркинге, машина «Бентли»… – принялся перечислять Клим.

– Бе-енли… – протянула толстуха и вдруг развеселилась: – А что, Колька, приедешь в свою Грязновку на «Бентли»! У бабы Аниной козы враз молоко пропадет!

– Не, «Бентли» к нам не проедет. Асфальту нету. И картошку на ней не повезешь. Багажник тесный.

– Вам бы лучше танк, – хмыкнул Качалов. – Туда картошки много влезет. А в дуло можно напихать кабачки.

– Ты кабачки-то наши видел? – возмутился Николай. И почти на метр раздвинул ручищи: – Во! Убить можно таким кабачком!

– Правильно! Зарядить в дуло, и… – Качалов рубанул воздух ладонью. – Засеять все окрестные поля кабачками!

– Ха-ха! – залилась толстуха.

Я все больше мрачнела. Невыносимо захотелось домой.

– Климушка, поедем, – прошептала я на ухо Качалову. Тот кивнул: понял. И деловито стал забивать координаты Барановых в свой смартфон.

– Значит, так, гражданин Николай: на этой неделе я вас жду. В крайнем случае, на следующей.

– Ага, – пьяно кивнул Баранов.

Я поежилась. То и дело хлопала входная дверь. Вернулся из школы «старшенький», угрюмый прыщавый подросток и тут же исчез, стащив со стола сотню. Вслед за ним на улицу убежал и младший, несмотря на сопли. Родителям было на них наплевать. Потом пришла соседка, и вскоре нарисовался какой-то тип, весь покрытый татуировками. Мы с Климом еле-еле отбились.

– За москвичей! – орала толстуха. На столе появилась еще одна бутылка с чем-то мутным.

Не помню, как мы с Качаловым выбрались из этого вертепа.

– Ну что, довольна? – хмуро спросил он.

– Как думаешь, сколько стоит такси до Москвы?

– Никто туда не поедет. – Клим вздохнул. – Попробуем сесть в автобус.

Нам повезло: в проходящем автобусе оказалось два места, на самом заднем сиденье. Воняло бензином, двигатель нещадно ревел. Я сидела, прижавшись к Климу. С другой стороны меня придавила бабища в грязном пуховике. Километрах в ста от Москвы автобус заехал на «пип-стоп». Народ побрел, кто в кафе, кто в туалет, а кто и просто стоял, дышал свежим воздухом. От бензиновых паров мутило. Я вдруг забеспокоилась, что Клим опоздает, и завертела головой.

– Ваш парень в кафе побежал, а там очередь, – сказала мне женщина, жующая пирожок.

Я невольно вздрогнула: мой парень? И несколько раз повторила про себя: мой парень… Мне неожиданно стало приятно. До сих пор у меня не было парней, муж не считается. Он никогда не бегал за пирожками для меня и не укрывал курткой, чтобы я не замерзла. Ему было наплевать, на какой я сижу стороне, хочу ли я пить, мутит ли меня от жары. Да разве это парень?

Вернулся Клим с пакетом, из которого умопомрачительно пахло сдобой. Если бы мой парень не успел, я бы тоже осталась на этой заправке. Потому что Клим – мой парень. Я впилась зубами в пирожок, поняв, что страшно голодна. Этот пирожок показался мне самым вкусным, что я ела в своей жизни.

– На, запей, а не то подавишься. – Клим протянул мне бутылку с минеральной водой. – И не торопись, никто не отнимает.

Я благодарно кивнула. От жадности и в самом деле можно подавиться. Не хватало мне умереть, едва став миллионершей!

После визита в Зубовск я испытала страшное разочарование. Тайна, за которой я так гонялась, оказалась с душком. От нее пахло нищетой, кошачьей мочой и мутным самогоном. Ничего красивого в ней не было, в этой тайне. И ничего романтического. Виталина Барановская оказалась Витой Барановой, дочкой технички. А в Зубовске завидовали нам, москвичам, за то, что у нас такие зарплаты.

Мне резко расхотелось ту самую квартиру. Но у меня теперь был Клим. Я вдруг представила, что отказываюсь от своей затеи. Риелтор мне больше не нужен. Или я покупаю другую квартиру, без всяких проблем с наследством. Мы быстренько оформляем документы, и Клим мне говорит:

– Пока. Я позвоню.

Я тоже говорю ему «пока», собираясь завтра позвонить. Но завтра у меня неотложные дела, послезавтра тоже, у меня ведь переезд, потом я думаю, что момент упущен, и надо ждать каких-то праздников. Какого-то весомого повода, чтобы позвонить. Просто так уже не позвонишь, ведь мы друг другу почти никто. Наступают праздники, и мне на ум приходит: я что-то забыла. Что-то очень важное. Ах да! Позвонить моему парню! Да он вовсе и не мой парень. Уже не мой. Потому что время упущено. Слишком уж много его прошло с нашей последней встречи. Мне уже неловко звонить, потом теряется мобильник, а вместе с ним и номер Клима. Или он сам теряет мобильник. И мы опять едем в разных вагонах метро, да еще и в разное время…