Эдуард Лимонов: Контрольный выстрел

Прислонённые друг к другу отдельные многоэтажки дома обычно брошены среди снежной равнины этакими листами чудовищной книги. Это книга о русской нации, такой искусственный как картофельные ростки. На самом деле дело в том жить на этих снежных широтах человеку уготовано не было. Он зря здесь угнездился забрался слишком далеко на север. Отсюда присутствие искусственного, ненормального в русской психологии. Мы инкубаторные, искусственные люди задолго до клонирования. Мы всю нашу историю боремся с враждебной природой, с пейзажем, за уничтожение пейзажа.

Россия — страна квартир. За квартиры здесь убивают. Квартира — это место, где россиянин оплодотворяет икру своей самки, где он кормит детей, где совершается вся жизнь. квартира — это его искусственная страна. Среднестатистический россиянин вырастает, таким образом не на воле, но батарейным способом. Российская цивилизация — квартирная, батарейная.

В квартире у русского очень мало света. Ясно, что его мало и в окружающей бетонные дома природе. Только серое небо — отражение в нечистом городском снегу. Но русский ещё и загораживается от света — навешивает на свои окна шторы, часто даже штор даже два слоя, чтобы подчеркнуть свою ненависть к действительности за окном. Если в доме есть балкон или лоджия она обязательно закрыта рамами и стёклами и встроена в квартиру. Дополнительная жилплощадь ещё более цепляет хозяина квартиры от дневного света. В русских квартирах царит полумрак мусульманского гарема. Неизвестно когда возникшая традиция положила на пол квартиры русского ковёр или даже множество ковров. Ковры же висят и на стенах, над кроватями. Чем зажиточнее дом, тем больше ковров на стенах и на полу. Если добавлять любовь русского к тапочкам, спортивным шароварам и матерчатым абажурам с кистями, то можно догадаться или многое понять о происхождении русских. Так кичащиеся своей белой кожей русские имеют турецкие привычки и традиции. В этой турецкой атмосфере и протекает стеснённая жизнь русской семьи. Из кислых пелёнок вырастают белотелые девочки и слабовольные юноши. Они не знают пейзажа, или не считают его своим. у выращенных в четырёх стенах у них нет чувства пространства. У них нет плотского, чтоб увидеть и пощупать, — понятия Родина. В известном смысле у них нет Родины. Их родина — это щель между кроватью, шкафом, ковром, грузными телами папки и мамки. В то время как для жителя молдавского Приднестровья или Сербии или Чечни или Абхазии или Карабаха — это улицы и дымки села, окрестные горы, леса, животные, сады, родной дом, выходящий окнами на единственный и неповторимый свой пейзаж: это разнообразные и оригинальные соседи — сельские жители. У ребёнка из спального района нет полноценной Родины, клетка в бетонной многоэтажке не может вызывать чувство патриотизма. Показательно, что в очень неплохой песне «Комбат» группы Любэ так формулирует Родину русского парня: "За нами Россия, Москва и Арбат". То есть родина — улица сувениров с уродливыми плюгавыми домиками 19 века на которой тусуется молодёжь. А другой нет. Мерзлая, разрушенная бульдозерами при строительстве микрорайона содранная корка земли слабо поросшая сорняками не моет быть Родиной. Древних зданий, "священных камней" в России грустно немного. Хвалёный Кремль занимает чужеродное место в русской жизни как Диснейленд. С остальной Россией и даже Москвой он как-то не связан. Он Родина для правительства, как замок инопланетных пришельцев, а не для русского парня. Родина — это твой кусок особенной земли, где ты жил в детстве, а потом вышел оттуда и живёшь в более широкой Родине. Вот первой детской Родины у русского человека нет. Потому с оружием в руках свои настоящие человеческие дома с деревьями и садами отстаивали абхазы, сербы, приднестровские украинцы и молдаване, карабахские армяне. А русские за свои норы в мерзких квартирах оружие в руки не взяли. Отдали олигархам.

Широкой большой Родины у русского человека тоже не так много. В учебниках истории он изучает что были какие-то славяне белокожие, блондины и рыжие, разглядывает на картинках, нарисованных художниками 20 века (а то и 19-го века) специально для учебников, этих славян. Длинные рубахи, на ногах лапотки какие-то, в руках копьё, луки там, стрелы. Отечественный учебник во всю нахваливает этих славян: дескать и храбрые и благородные и честные. Точно также любой национальный учебник нахваливает свою нацию: германцы свою, англичане — свою, итальянцы — свою. У итальянцев больше оснований нахваливать себя чем у других наций при том обилии памятников, которые им достались. Славяне же могут разве что похвалиться воинственным вождём Святославом, ходившим биться с греками и грабить их. В любом случае почувствовать свою связь со славянами из учебников сидя в спальном микрорайоне трудно. Свою принадлежность к славянам можно понять разве что по языку: остальные славяне — чехи там, словаки, сербы говорят на похожих языках. Общность славян проявляется разве что в языках, в остальном же они доказывают что они злейшие враги друг друга. Хорваты резали сербов так жестоко что даже немцев тошнило, украинцы не переваривают москалей, не говоря уже о поляках, которые никогда, кажется, не забудут нам того, что около 200 последних лет мы навязывали им свою государственность.