Эдуард Лимонов - Контрольный выстрел

Скверный характер женщин пострепродуктивного возраста несомненно влияет на функционирование наших учреждений. Представьте себе судью, перепоясанную тесёмками лифчика плюс комбинации, трусы вжившиеся в жирный живот, прокладку в причинном месте. Ёрзая, она решает судьбу 20-летнего пацана убийцы по аффекту или чеченского боевика. Кабан всё-таки представляется лучше приспособленным биологически для такой работы.

Россия — это прежде всего чёрно-белая зима. Белая равнина, где как маковые зёрнышки на бублике рассыпаны группки мёртвых три четверти года деревьев. "Почему русский не спилит свой мёртвый деревья?" — звучит из раннего детства моего голос старого грузина в первый раз путешествующего на поезде в Россию. Глядя из иллюминатора низко летящего самолёта российское пространство хмуро и безотрадно. Белая плоскость с чёрными нитями дорог, проскоблённых как бы ногтем на замёрзшем стекле. Белое — это саван мёртвого, это бельё больного, это снег. Белое, это не жизнь во всяком случае. Земля не должна быть белой три четверти года. (Ну хорошо! Две третьих!), белой и морозной с минусовыми температурами. Это противоестественно. Холод и белое — это отвратительно.

Продолжая лететь на воображаемом низко самолёте, минуем чёрные группки строений внизу — это селения с редкими дымами. Минуем и более крупные (белёсые, ибо сложены из серого кирпича или серых бетонных блоков) скопления многоэтажных домов — это посёлки. И минуем такие же серые, призраками возвышающиеся на фоне плоскостей снега и среди чёрных жидких групп деревьев, более обширных групп многоэтажек собранных группами, собранных группками, — это располагаются внизу города. Большая часть городов нестарые поселения советского времени, неуютно сиротливо выглядят эти человеческие поселения процарапанные на белом. В густо населённой центральной России царапин этих на пейзаже множество. Одни прищепляются к другим, возбуждённо толпятся вдоль нити железной дороги. Если самолёт летит вечером и нет туч, то группки строений получают слабые коптящие огни — на таких огнях не согреешь рук и сердца. Понятным становится почему русского человека так притягивает Москва. Один из самых слабоосвещённых городов мира, есть сноп света для русского провинциала, факел в сравнении даже с русскими областными городами. Обычно в них около 300–400 тысяч жителей и они в свою очередь кажутся ярко освещёнными столицами путниками явившимися из городов где даже нет железнодорожной станции.

Природа скаредно даёт мало России света и ещё меньше солнца. Только отражаются от снегов нечистые, серые, в облаках небеса. Короткое, чуть ли не трёхнедельное пыльно-душное лето стиснуто с двух сторон холодным маем и моросящей осенью, часто наступающей в конце июля. От недостатка света бледна и бела кожа наших женщин, цвета ростков подвального картофеля; и сыроваты, некрепки души наших плаксивых мужчин. Наши дети зачаты в искусственном климате квартир. Инкубаторские, они быстро пухнут и растут как на дрожжах у горячих радиаторов, играют в скучном пространстве, взрослеют не на воле, а в этих вольерах для человека. Манера их выращивания аналогична выращиванию какими-нибудь голландцами кур или свиней или коров быстро так называемым «батарейным» способом. Это когда животное стоит, стиснутое клеткой, схватывая еду с медленно движущегося мимо постоянно конвейера, быстро набирает вес, но никогда не гуляет, никогда не покидает клетки. Дерьмо удаляется из клетки другим конвейером. У животного слабые никудышные ноги. Но на нём много мяса.

Российский пейзаж скушен. На него смотреть противно, как на золотушную простушку со вшами в косах. Цель русского пейзажа послужить плацдармом для как можно большего количества бетонных домов многоэтажек. В клетках этих бетонных сот в снегах между своими шкафами, унитазами, диванами и кухней размещаются семьями, батарейным способом русские люди. На каждого из них по сути приходится не намного больше места чем на зоне. Постель, тумбочка, несколько личных вещей… Можно сказать что русские размножаются и живут батарейным способом. Из-за холода они обладают очень малым пространством каждый. Они обездолены пространством, хотя и являются обширностью своей молодой страны.

Россия это прежде всего «спальный» район большого города. Те самые скопления серых бетонных блочных многоэтажек, над которыми мы только что пролетели на самолёте. Оторванные и резанные грязные двери, прикрывающие входы в такие дома. Входы во внутренности домов русские почему-то абсурдно называют «подъездами», хотя подъезд это территория прилегающая к дому, путь по которому подъезжают к нему. Русский подъезд — это на самом деле hall или hallway по-английски или отдалённое но более точное французское escallier — лестница, имеющий значение весь комплекс лестницы — подход к квартирам также. Так что у нас у русских нет даже слова определяющего внутренность дома, но ещё не квартиру.