— Да, и Паркер не выиграет, он слишком непопулярен. Думаю, даже его собственная партия выставит другого кандидата.
— Если бы вы согласились, Том, выставить свою кандидатуру, американцы предпочли бы вас. Вы самый могущественный человек в стране.
— Вы забыли о Дженкинсе, — Турнер вздохнул. — Он оттягал у меня даже расследование убийства Президента. Несмотря на то что это несомненная работа для Агентства Национальной Безопасности.
— Кажется, он уже нашел виновных. Ваше телевидение показало короткие интервью с ними в вечерней программе.
— Взял первых попавшихся… — устало, как бы смиряясь со злом, сказал Турнер.
— Как Президент дружественного государства я лично заинтересован, чтобы справедливый выбор восторжествовал.
— Я не намерен выставляться. — Голос Турнера звучал мрачно.
— Насколько мне известно, республиканская конвенция состоится двадцать шестого августа. Скажите своим коллегам… кстати, сообщите им, что Российский Союз сделал свой выбор: заказ на автомобили для нашей милиции получит Детройтская корпорация автомобилестроителей, в случае… в случае, если республиканская конвенция назовет своим кандидатом вас, Турнер. Вы видите, мы симпатизируем вам открыто… Том.
— Дженкинс — серьезный противник.
— А вы уверены, что он захочет выставляться?
— Захочет? Да это старое полено горит желанием, пылает. Ему нужна неограниченная власть. Сейчас его слегка стесняем мы, сенат, но когда он получит президентское кресло…
— У вас, однако, есть силы, которые его не любят.
— Четыре пятых страны ненавидит его.
— Так как же он собирается выиграть выборы?
— Боюсь, что Дженкинс не захочет выборов. По нашим сведениям, есть опасность того, что вскоре он объявит чрезвычайное положение. И тогда обойдется без выборов.
— Хм. — Кузнецов встал, потом сел. — Вы уверены, что он решится на это? В стране с мощными демократическими традициями?
— О, мистер Президент… У нас есть и другие традиции…
— Пусть так. — Кузнецов задумался. Переводчик ждал. Ждал и Турнер, глядя то на Кузнецова, то на переводчика. — Пусть так, но все же есть смысл объявить вашу кандидатуру. Это даст демократическим силам в стране надежду на лучшую судьбу для Америки, чем оказаться под башмаком аскета.
Турнер подумал, что этот розовый увалень совсем не увалень. Ловкая формулировка «под башмаком аскета» свидетельствовала о глубоком понимании Дженкинса русским Президентом. Главное в Дженкинсе именно и был аскетизм. Аскетизм руководил всеми начинаниями Дженкинса. И привел его к отрицанию жизни.
— Вы меня уговорили, Президент, — внезапно заявил Том Турнер. — Я объявлю о своем желании послужить Америке на высшем государственном посту.
Секретарь Департмента Демографии стоял у окна. Прошел еще один дождь, и за окном был виден окропленный дождем Централ-парк. Поздние сумерки облиловили его, размыли очертания деревьев и кустов. Несмотря на все ухищрения «бульдогов», армейскую охрану, подумал Дженкинс, он никогда не дал уговорить себя закрыть окна пуленепробиваемыми стеклами. Любой профессиональный стрелок мог поразить самого ненавидимого в стране человека, если бы стрелял из Парка. Но, очевидно, врагам Дженкинса и в голову не приходило, что можно избавиться от него сравнительно простым способом. «А может быть, у меня не осталось достойных врагов?» — предположил Дженкинс.
Постучав и не дожидаясь ответа, вошел Кэмпбэлл.
— Сэр, лейтенант Тэйлор доставил арестованного. Ждет указаний.
— Пусть подымают его сюда. Я давно хочу взглянуть на него.
— Он похож на вас, сэр, — тихо сообщил Кэмпбэлл.
— Вот и поглядим.
Кэмпбэлл вышел.
Дженкинс распустил узел галстука и только теперь почувствовал усталость. День похорон Президента был позади. Никаких особенных срывов не произошло. Вдова и вдовствующая мать покойного вели себя пристойно. Дженкинс ожидал, что мать Президента может устроить истерику и заорать что-нибудь вроде «Убийца!», вцепившись в Дженкинса. Но старуха оказалась умнее. Она только бросала время от времени в сторону Дженкинса ненавидящие взгляды.
— Можно, сэр? — Кэмпбэлл стоял на пороге кабинета.
— Входите!
За Кэмпбэллом вошел лейтенант Тэйлор, отсалютовавший боссу и щелкнувший каблуками сапог. Затем — безвольно-безразличный ко всему Лукьянов в черной трикотажной шапочке и два сержанта. Следом появились два «бульдога» и встали по одному на створку двери, сзади всех.
Читать дальше