Эдуард Лимонов - Последние дни супермена

Подъезд был необъятных размеров. Такой подъезд не часто увидишь в Париже. Отец Алискиной подружки Моник очень известный художник. Богатый. Квартира занимала весь этаж здания. Выйдя из лифта на четвертом этаже, они позвонили. Алис позвонила. За дверью слышен был голос Лу Рида, исполнявшего «Walking on the wild Side».

— Алис! Бэби! — Маленькая толстая девчонка с такой же, как у Алиски, прической, только огненно-красной, поцеловала Алис по-французски три раза. На девчонке были черные коротенькие брючки и нейлоновая кофточка, сквозь которую просвечивал во всей красе допотопный лифчик.

— Мой друг Генри! — представила Генриха Алис. Генрих пожал руку толстенькой, коротышке. — Моя подруга Моник. Моник тоже художница, как ее папа, — пояснила она. Профессии Супермена Алис не сообщила.

Одна только прихожая, где стояли, сдирая с себя верхнюю одежду, Супермен и его девчонка, была больше номера в отель «Иль де Франс». Большой старый шкаф с зеркалом в углу, справа от входа, комод у стены слева, несколько дверей, ведущих в глубь квартиры. Из одной двери молча, без лая, выскочили две собаки: одна — пушистая маленькая китайская собачка, а другая — бело-розовая, уродливая, похожая на свинью. Свиная собака ткнулась в ноги Супермену, китайская — в ноги Алис.

— Еще у них есть попугай, но он такой злой, что приходится держать его в отдельной комнате. От злости он выщипал себе все перья. Пойдем, я покажу тебе попугая. — Алис потащила Генриха за собой.

Идя за девчонкой по узкому и длинному коридору с дверьми по обе стороны (под ними скрипел старый паркет, несколько дверей были открыты, и за ними были видны: там — кафель ванной, здесь — полумрак, паркет, стены в картинах), идя за девчонкой, Супермен подумал, что в квартире хорошо пахнет. Потому квартира ему нравится. Генрих любил или ненавидел запахи, как людей.

Попугай жил неплохо. У него, конечно же, был отвратительный характер, это обнаружилось сразу. С угрожающим клекотом повернулся он к незваным гостям, вторгшимся в его комнату и включившим свет. Голый ниже пояса, крепкоклювый и коротконогий, сидел он на клетке, стоящей посередине совершенно пустой комнаты. Только художественно-изобразительные припасы, бумаги и картоны были свалены по углам.

— Вава, бандит! — приветствовала животное Алис. — Опять выщипал хвост, сумасшедший?

Вава соскочил на пол тяжело, как курица или фазан, и пошел по старому паркету, царапая его когтями, к Генриху. Генрих, с улыбкой глядя на птицу, стоял и ждал.

— Эй, Супермен, — дернула его Алис. — Если это животное клюнет тебя даже через туфель, будешь долго хромать… Пойдем?

Сопровождаемые агрессивным клекотом попугая, они, попятившись, выключили за собой свет и вышли из комнаты.

— Вава! Вава! — закричал попугай в темноте. — Бонжур!

— Вот глупая птица, никак не может научиться говорить «До свидания». — Алис засмеялась. В полусумраке коридора Супермен остановил внезапно Алиску и осторожно обнял ее. И поцеловал несколько раз в шею. От Алиски на него пахнуло теплом, и Супермен понял вдруг, что ему почему-то холодно. Знобит его.

— Ты чего, Генри? — недоуменно спросила почувствовавшая его озноб девчонка. — Заболел?

— Может быть, — согласился Супермен. — Не обращай внимания. Пойдем к людям.

В самой угловой комнате, также полупустой, за исключением отодвинутого к окну большого мольберта, шкафа с четырьмя ящиками, нескольких пальм и низкого-низкого стола, было уже человек двадцать детей. Впрочем, детьми, может быть, были только девочки. Их юноши оказались, к облегчению Супермена, старше, чем он ожидал. Некоторым, очевидно, было около 25 лет. Да и девочки казались постарше Алиски.

Дети сидели и лежали вокруг большого стола с закусками и бутылками. Сидели на матах, матрасах и матрасиках, подушках и пуфах. Ни одного стула не было в комнате. Несколько юношей сидели прямо на полу у стены в ряд и преспокойно пили виски из большой бутыли, не усложняя процесс ни льдом, ни содой. Две девочки танцевали на месте, стоя друг перед другом. За Пальмами у стены лежала пара, по-видимому, девочка и мальчик, их черные тряпочки перепутались, и не то целовались, не то делали любовь.

— Bon soir a tous! [120] Bon soir a tous! (фр.) — Добрый вечер всем! — сказала всем Алис и, показав на Генриха, сообщила: — Это Генри!

Их появление приветствовалось с большим или меньшим энтузиазмом. Парни у стены помахали руками, несколько девочек и мальчиков подошли и поздоровались, поцеловались с Алис и представились Генри, впрочем, как обычно, имен Генрих не запомнил. Через минуту некоторое оживление, вызванное их приходом, улеглось, и все занялись опять своими делами — слушанием музыки, потоптыванием в такт тяжелым башмаком по квадратному метру пола, беседой с соседом.