Жоржи Амаду - Лавка чудес

– Неделю, говорите? Торжества, посвященные столетию со дня рождения Педро Аршанжо, будут продолжаться целый год! И начнем мы их завтра же! «Жорнал да Сидаде» в связи со столетним юбилеем бессмертного Педро Аршанжо открывает кампанию по увековечению его имени! Вы поняли? Вы уловили мою мысль? Вот когда я посмеюсь!… Хотел бы я видеть, какие рожи скорчат Брито с Кардимом! Ари, сообщите обо всем Феррейринье и Голдману. Сегодня же всех собрать! Все на самом высшем уровне! Давно уже такого не было… Пригласим кого-нибудь из правительства, потом университет во главе с медицинским факультетом, Институт истории, Академию языка и литературы, Центр по изучению фольклора, представителей банков, торговых и промышленных кругов! Организуем юбилейный комитет, привлечем людей из Рио!… Мы утрем нос этим щелкоперам, мы им покажем, как делается газета!…

Ари был со всем согласен:

– «Жорнал да Сидаде» давно нуждается в настоящей кампании. С тех пор как запретили критиковать правительство, газета расходится все хуже.

Доктор Зезиньо Пинто обернулся к майору.

– Майор, вы подбросили идею, которой нам хватит на целый год! Столетие Педро Аршанжо! Не знаю, как вас благодарить! Чем я отплачу вам?!

Он улыбнулся. Казалось бы, нет награды выше и вознаграждения щедрее, чем ласковая улыбка выдающегося человека, но майора Дамиана де Соузу улыбками не возьмешь.

– Какие пустяки, доктор! – сказал он. – Тут напротив есть бар, пойдемте! Поставите мне рюмку коньяку, а лучше две, и сами выпьете. Первую – за меня, а вторую – за Аршанжо: старик без памяти его любил. Пойдемте не откладывая, сейчас самое подходящее время.

Выдающемуся человеку вовсе не хотелось накачиваться отечественным коньяком за стойкой третьеразрядного кабака да еще в послеполуденный зной. Поэтому он сделал широкий жест и приказал выдать майору некоторую сумму на кашасу.

В наши дни за все приходится платить: тяжелые настали времена.

Великий Левенсон понятия не имел об интервью майора Дамиана де Соузы – оно попало на страницы газеты уже после того, как американец покинул Баию, – но спустя несколько месяцев его секретарша написала доктору Зезиньо Пинто, редактору-издателю «Жорнал да Сидаде», письмо, в котором уведомила его, что Левенсон не сможет принять приглашение этого замечательного органа массовой информации и произнести речь in memoria [37]бессмертного Педро Аршанжо на заседании, завершающем юбилейные торжества. «Профессор Левенсон благодарит за сообщение о почестях, которые будут возданы баиянскому местре, и всецело поддерживает это начинание. Он счастлив будет убедиться в том, что бразильский народ по заслугам оценил труды этого выдающегося ученого». Но приехать Левенсону при всем желании не удалось, он был связан давно намеченной поездкой на Дальний Восток, в Японию и Китай, и перенести ее не мог. В постскриптуме ученый собственноручно добавил несколько строк и поставил свой росчерк, что превратило письмо, напечатанное на машинке и подписанное секретаршей, в бесценный автограф. Там было сказано:

«P.S. Упомянутый выше Китай – это Китайская Народная Республика, потому что другой Китай, или остров Формоза, – не что иное, как нелепая и опасная выдумка милитаристов».

«Лауреат Нобелевской премии восхищен инициативой «Жорнал да Сидаде» – под такой шапкой была напечатана статья о том, что «великий ученый из Соединенных Штатов восторженно поддерживает начинание нашей газеты», хоть и не сможет присутствовать на торжествах.

Доктор Зезиньо не скрывал своей досады: он твердо рассчитывал на прибытие Левенсона, а теперь придется ограничиться национальными гениями и провинциальными знаменитостями. Слабой заменой Левенсону, который, как до того сообщалось официально и переносилось молвой, «спешит к нам с территории североамериканского исполина», должен был стать профессор Рамос из Рио-де-Жанейро.

Могущественный баиянский редактор-издатель даже не подозревал, что Нобелевский лауреат едва не послал к черту свои лекции в Токийском университете вместе с приглашением Пекина, чтобы вернуться в Бразилию, чтобы снова увидеть голубовато-зеленое море и паруса рыбачьих ботов, и раскинувшийся на горе город, и его удивительных жителей, и высокую девушку – как же ее звали? – девушку, стройную как пальма, и ее губы, груди, бедра, живот, потому что забыть все это он был не в силах и хотел еще раз увидеть эту мулатку, словно сошедшую со страниц книг Аршанжо – возмутителя спокойствия Аршанжо, следы которого едва угадывались в таинственном городе Баия. Левенсон пробыл там три дня вместо запланированных двух – три дня и три ночи, – и вот какая нелепая и поэтичная мысль родилась у него после этого короткого путешествия: Аршанжо просто-напросто колдун, он сотворил эту девушку, чтобы ею доказать американцу истинность всего им написанного… Но как же ее все-таки звали? Энн, да, да, Энн, радушная и бесстрашная Энн – и этот идиот жених, что ходил за ней как пришитый…