Мигель Делибес - Письма шестидесятилетнего жизнелюбца

Дорогая, мы переписываемся уже три долгих месяца, и желание узнать тебя близко, услышать твой голос, почувствовать рядом растет во мне день ото дня, так что я не могу уже с ним совладать. И я спрашиваю себя, почему так должно быть и дальше? Мы уже не дети, Росио. Совсем не важно, что тебя, по твоим словам, привлекает во мне интеллектуальное, а не физическое начало, а меня, особенно после последней фотографии, наоборот, – прежде физическое; важно то, что эта взаимная тяга существует. Время ничего не значит и кажется безграничным в 19 лет, но не в 65. Почему бы нам не наметить, наконец, встречу на одну из ближайших недель? Место в принципе мне безразлично (Мадрид? Севилья?), а что до времени, самым подходящим был бы, вероятно, следующий месяц, сентябрь, когда спадет зной. В любом случае, мои соображения не более чем ориентировочные предложения, поскольку я по первому слову готов подчиниться твоему выбору. Жду твоего решения по этому вопросу, только очень прошу не откладывать его в долгий ящик.

Я полагаю, ты шутишь, говоря так относительно Протто Андретти, хотя в твоих словах чувствуется доля упрека, не оставшаяся для меня незамеченной. Поведение Итальянца не имеет ничего общего с Историей (с прописной буквы!). История не открывала Протто никаких дверей, ни парадных, ни с черного входа. А он извлекает выгоду из своего положения, своей маленькой семейной истории (со строчной буквы!), личной мелодрамы. Твое чувство юмора, несомненно, прекрасно развито, но мне не доставляет никакого удовольствия сравнение, пусть даже в шутку, моего поступления в «Коррео» с иждивенчеством Итальянца. Повторяю, не я организовал Национальное восстание и не я создал Трибунал по борьбе с масонством и коммунизмом, но это не помешало мне принять действовавшие тогда нормы, как принял бы я любые другие. Сама История (с прописной буквы!) открывала передо мной новые перспективы. Другой, более щепетильный или связанный политическими взглядами, может, и отказался бы от них, но почему это должен был сделать я, человек, повторяю, изначально склонный к скептицизму и далекий от политики? Какое мне дело, любимая, что за привратник открывает или закрывает врата Истории? Тогда как иждивенчество Протто Андретти, касающееся меня самым непосредственным образом, ни в какие ворота не лезет. Протто решил нажиться на своей беде и представил счет обществу, косвенному виновнику его несчастья, однако, если б Нарсиса и не наставила ему рога (прости, дорогая, за грубость), можешь не сомневаться, что он нашел бы другой предлог и все равно протянул бы руку, так как это инстинкт врожденный. И уж в любом случае История не обязана оплачивать экскурсию Итальянца к устью Кареса.

И давай на этом закончим затянувшееся послание. Обдумай, дорогая, все, что я изложил тебе выше. Полагаю, наши эпистолярные отношения, продолжающиеся уже достаточно времени, должны перейти в непосредственное, повседневное, личное общение. Какого мнения ты о моем предложении?

Твой страстный обожатель

Э.С.

Я сражен. Как, твоему снимку на пляже всего два года? Ты хочешь сказать, что женщина в 56 лет может выглядеть на 30? Сохранить юношескую свежесть на шестом десятке жизни? Смею ли я думать, что такому бедному горемыке, как я, мягкотелому и робкому, будет дозволено стать рядом с тобой, юная пятидесятишестилетняя богиня, мимо которой время бежит, не оставляя следа? Дорогая, ты превзошла даже мою покойную сестру Рафаэлу. Я-то решил, что твоей фотографии по крайней мере десяток лет, хотя в те годы редкая мать семейства осмеливалась появляться на людях в крошечном бикини. Пойми, не то чтобы я был шокирован, в подобных вопросах я человек современный и либеральный, но, поскольку в ту пору столь откровенные купальники носили мало, было логичным вообразить, что твой снимок сделан не так давно. Какой-то снимок! Кто поверил бы, что придет день, когда простое изображение, чепуховая карточка заставит меня потерять рассудок? И тем не менее сама видишь. Где бы я ни был, не проходит и часа, как я заглядываю в кабинет, чтобы погрузиться в созерцание. И после стольких подробнейших исследований могу сказать, что в тебе меня поражает не только гармоничность и гибкость тела, но и свежесть, которую словно излучает твое лицо. На нем нет морщин, даже непременных (?) «гусиных лапок» у глаз, как нет и складок в уголках губ, неизбежных после пятидесяти, тем паче у человека, который, по собственному признанию, «много смеялся». Смех и слезы оставляют следы, дорогая, только боги неподвластны этому закону. А что и говорить о твоих глазах, синих, как море, блестящих, колючих? Куда исчез из них мутный осадок зрелости? Самый живой глаз с годами сначала блекнет, а затем потухает. Складка губ, особенно глубокая, – вот цена опыта. Похоже, любимая, ты напрочь лишена опыта, и это умиляет меня, поскольку ты видишься мне простодушной и невинной, как дитя.