Маргарет Этвуд - Мужчина и женщина в эпоху динозавров

А вот Элизабет он способен увидеть четко, все линии, все тени. Он возил Элизабет на природу, давно, когда Дженет еще не родилась, когда он еще не продал машину. Но Элизабет не любила перелезать через заборы, ползать под кустами, а он не умел ее уговорить. Так что они ездили на аукционы, распродажи на фермах, где владельцы перебирались в город — оттого, что решили бросить сельское хозяйство, или оттого, что состарились. Элизабет торговалась за кухонные стулья или связки ложек, а он стоял у тележки с газировкой и сосисками и ощущал себя захватчиком, стервятником.

Он думает об Элизабет, кратко и как-то издали. Будто он знал ее когда-то давно, раньше. Интересно, что с ней стало, думает он. Он жалеет о прогулках, на которые они не собрались, о полях, по которым он так и не уговорил ее пройтись вместе.

Он садится, снимает мокрую рубашку, вытирает голову и грудь, потом расстилает рубашку на солнце, чтобы высохла. Теперь он зябнет, несмотря на жару. Через несколько минут он выкурит сигарету, вот только отдышится. Может быть, половину сигареты он выбросит. Потом он встанет и опять наденет рубашку. Подождет просвета между машинами и перебежит через дорогу, легко, на цыпочках.

Он пойдет на север, мимо Планетария и строительного забора, который видно отсюда. ПЛАНЕТАРИЙ РАБОТАЕТ. К Музею пристраивают новое крыло; Леся говорит, что давно пора. Плакат на фанерной стенке гласит: «Первый блин КОМом» — игра слов с названием Музея, просьба о пожертвованиях. Очередное достойное дело. Всю кровь высосут, даже если сердце у тебя из опилок.

Он поднимется по ступеням и прислонится к стене в том самом месте, где всегда ждал Элизабет, привалившись плечом к камню. Закурит еще сигарету, будет смотреть на посетителей, которые входят и выходят, как покупатели в магазине, выглядывать Лесю. Она его не ждет. Наверное, удивится и обрадуется; когда-то он мог на это смело рассчитывать. Может быть, сейчас она только удивится, а может, и того не будет. Он предвкушает этот момент, непредсказуемый, где есть место надежде и провалу. Они пойдут куда-нибудь выпить, или не пойдут. В любом случае, они пойдут домой.

Пятница, 18 августа 1978 года

Элизабет

Элизабет стоит и смотрит на картину. Картина в раме и под стеклом. За стеклом распростерлись ярко-зеленые листья, в гармоничной асимметрии, как на китайском коврике в цветочек; в листьях виднеются ярко-фиолетовые плоды. Три женщины, из них две с корзинами, собирают урожай. Зубы блестят в улыбчивых ртах, щеки пухлые и розовые, кукольные. «Хорошо уродились баклажаны» — гласит название, по-китайски, по-английски и по-французски. Элизабет напоминает себе, что по дороге домой ей надо купить сосисок, дети просили, и для себя, может быть, готовую курицу-гриль. Они будут ужинать на веранде, это Нэнси решила устроить что-то вроде пикника. Может, к тому времени станет попрохладнее.

Человек в комбинезоне толкает перед собой машину-полотер, добирается до угла, где стоит Элизабет, и велит ей подвинуться. Она идет вдоль стены. Уже объявили, что Музей закрывается, и посетителей почти не осталось. Элизабет хотела поймать момент, когда будет относительно безлюдно, чтобы получше посмотреть на выставку, которая открылась четыре дня назад — Элизабет ее пока не видела, занята была. Хотя отзывами в прессе она довольна. Китай сейчас в моде, в отличие, например, от Индии, которая была в моде несколько лет назад, пока шла война. И посетителей приходит много, хотя, конечно, нет таких длинных очередей, что стояли на «Искусство Древнего Китая» несколько лет назад. Люди готовы стоять в очередях по нескольку часов, чтобы посмотреть на золото, особенно если это золото из гробницы. Элизабет все еще помнит лошадей, статуи коней с диким оскалом из захоронения какого-то императора. Они были не золотые; она не помнит, из чего, но у нее сохранилось ощущение темноты. Зловещее предзнаменование, катастрофа, взвиваются на дыбы, придавливают книзу.

В этих картинах, однако, нет ничего зловещего. «Мы перестроили свинарник», — читает Элизабет. Свиньи ее не слишком интересуют. Свиньи на картинке — будто игрушечные, похожи на пластмассовых, из набора игрушек, с которым ее дети еще иногда играют. Эти свиньи скромные, чистоплотные, явно ничего не роют и не гадят. Меж стойлами растут тыквы и кабачки, образуя будто цветочный бордюр.

Полотер все преследует Элизабет. Она пересекает зал и сворачивает за угол, во второй проход направо. Картины развешены на передвижных стендах, разгораживающих галерею. Очень удачное оформление, думает она; и черно-белые фотографии художников хорошо смотрятся. Элизабет помнит, что раньше в этом зале выставлялись средневековые доспехи и оружие: арбалеты, булавы, алебарды, инкрустированные мушкетоны, мушкеты. Неизменным остался только паркетный пол.