Эбрахим Голестан: Мы с сыном в пути

– А когда человек умирает? – и коварно добавил: – Или подыхает?

– Когда забывает, что надо дышать.

– Ты это все нарочно, пап, чтоб меня поддразнить, – недовольно протянул он.

А я, клянусь, говорил абсолютно серьезно.

Мы шли молча. Я думал, не дай Бог он продолжит этот разговор, однако сын молчал, боясь, как бы я опять не начал его дразнить.

– Лучше бы мы прокололись поближе к чайхане, правда? – спросил я.

– Что, уже устал?

Он явно жаждал реванша.

– Да катись ты, мелочь пузатая.

– Вот всегда ты так: «мелочь, мелочь».

– Конечно, мелочь, мелюзга.

– Давай наперегонки.

– Чего?

– Наперегонки, говорю, побежишь?

– Заки! Ты же прекрасно знаешь, что я тебя в два счета…

– Нет, отвечай!

– Ну ты наглец!

– Так да или нет?

– Да.

– Я считаю.

Мы приготовились, и сын начал считать:

– Раз… Впереди показался грузовик.

– Погоди, пусть грузовик проедет.

– Он же по другой стороне шоссе… два…

– Я сказал, пусть проедет.

Он замолчал. Грузовик, набитый соломой, проехал мимо.

– Жульничаешь! – возмутился сын. – Теперь готов?

– Готов, – ответил я и, согнувшись, упер руки в колени.

Он сосчитал: «Раз…два…» – и уже на бегу выкрикнул: «Три!» Я побежал. Ведь отлично знал, что обгоню, старый дурак. Но мне вдруг приспичило выиграть. И вообще, не следует скрывать от ребенка, что на соревнованиях может победить кто-то другой: сам же меня на смех поднимет да еще будет думать, что и впрямь победил, совсем заважничает. Шагов через семь я вырвался вперед и, пробежав еще несколько метров, остановился. Он поравнялся со мной, обогнал и, задыхаясь, проговорил:

– Ты чего стоишь?

– А что?

– Еще неизвестно, кто бы победил. Надо до конца бежать.

– До какого конца?

– Ну, до конца. Если бы мы сразу побежали, я бы тебя обогнал.

– Когда это – сразу?

– С самого начала, а ты сжулил – сказал, пусть грузовик проедет.

– А что бы подумал шофер, если бы увидел, как какой-то старый болван гоняет по шоссе наперегонки с хилым мальчишкой?

– А нам какое дело! Ну подумал бы, что старый болван носится наперегонки с хилым мальчишкой, соревнуется, ну и что?

– Грубиян!

– Кто, шофер?

– И нахал к тому же.

– Я же мамочку обгоняю.

– Подумаешь, чемпион! Я твою мамочку тоже обгоняю. Я даже свою мамочку обгоняю. А тебя и подавно.

– А кто чемпион на двести метров?

– Я.

– Ну ты даешь, пап!

– Говорю тебе, я.

– Трепло!

– Это еще что такое?

– Ну правда, кто?

– Сказал же – я.

– Не заливай! Слыхал: врун и в аду наплел, что дрова сырые.

– Это ты про того трепача, который рядом со мной идет?

Он поднял с обочины камешек и швырнул его в пустыню. Потом еще один. И сказал:

– Я хочу стать чемпионом, папа. Ты-то не чемпион, а я хочу быть чемпионом.

И бросил еще один камешек.

Вдоль шоссе до самой чайханы, стоявшей на краю деревни, тянулась вереница деревьев. У входа по обеим сторонам дороги выстроились грузовики. Я стал спрашивать насчет ремонтной мастерской, оказалось, что здесь такой вовсе нет. Мне посоветовали обратиться к водителям грузовиков, что сидели в чайхане. Пока мы шли к двери, к нам то и дело приставали нищие. В комнате какой-то шофер ел яичницу, запивая ее кислым молоком. Выяснилось, что ему по пути и он может нам помочь. Он только попросил подождать, пока соберется, а потом уж подбросит до машины и все сделает. Он спросил, есть ли у нас какие-нибудь инструменты. У меня был только домкрат.

– Да нет, чтобы камеру заклеить.

– Ничего нет.

– Ладно, у меня свои.

Сев за столик, мы спросили хозяина, что у него есть. Была курица, мясо с рисом, яйца и кислое молоко. Я повернулся к сыну:

– Курицу?

– И еще пепси.

– Две порции курицы и пепси-колу. И не забудь лук принести, – заказал я и снова взглянул на сына. – В дороге лук – самая полезная штука. Я в твои годы, когда ехал куда-нибудь, обязательно ел в дороге лук.

Внезапно послышался грохот барабана. Монотонные частые и резкие звуки столь же неожиданно оборвались на самой высокой ноте, сменившись всхлипываниями карная [2], а потом раздались вновь. Сын соскочил со стула, бросился к дверям и выглянул на улицу. Обернувшись, он возбужденно замахал рукой, показывая, чтобы я тоже вышел. Я посмотрел на него – он подпрыгивал от нетерпения. Потом кинулся назад к столу и, остановившись на полпути, крикнул:

– Скорей, пап! Там какой-то дядька щеки раздувает, вот так. И в дудку, ну в трубу такую, дует, слышишь, пап? Дудит и дудит.