Эбрахим Голестан
Туманная мгла над приливом
В тот вечер я вернулся домой рано. Очень хотелось спать. В доме, где я жил, было восемь комнат, расположенных друг против друга по обе стороны коридора. В каждом конце коридора – дверь, всегда распахнутая настежь, выходящая прямо на дорогу, на лужайку под финиковыми пальмами. В дальнем углу – три умывальника, три уборные, три душевые кабины. Комната моя обставлена просто: у единственного окна – письменный стол с лампой, стул, кровать, табурет, платяной шкаф, два кресла с подлокотниками, крошечный холодильник, в котором хранилась бутылка с водой, масленка и вазочка для варенья, да вентилятор, свисающий с потолка. В других комнатах была такая же обстановка. Около шестидесяти подобных стандартных домиков с покатыми крышами примостилось под тенью пальмовых и иных колючих тропических деревьев. Они остались здесь со времен войны и ныне служили приютом для приезжих, среди которых были и солидные чиновники, и одинокие сотрудники Компании.
Итак, я рано вернулся домой. Мне хотелось выспаться. Да в этой тесной коробке нельзя было ни посидеть, ни почитать, ни поесть, ни развлечься – в ней можно было только спать. Я разделся догола, минуту полежал, прислушиваясь, надеясь уснуть. Но желанию моему не суждено было сбыться. Бедняжка Аббас…
В коридоре раздался шум. Это сосед возвращался из клуба. Я узнавал по шагам, кто идет. И не только всех семерых жильцов, но и их товарищей. Один из моих соседей бренчал на таре [1], другой увлекался упражнениями с милем, а третий по вечерам тренировался со штангой в конце коридора возле умывальника.
Кстати, однажды с ним произошел забавный случай: когда он выжимал штангу, у него слетели очки. Видел он очень плохо и побоялся, что опустит штангу на упавшие очки, поэтому, стараясь удержать ее, принялся звать людей, чтобы ему помогли отыскать очки. Один из соседей, коллекционирующий шнурки от ботинок и носки, находился в душе. Услышав крик, он выскочил в коридор посмотреть, что стряслось, наступил на очки, раздавил их, осколком поранил себе ногу, поскользнулся и упал. Тут силы спортсмена истощились, он бросил штангу и пробил цементный пол.
Итак, я лежу в тесной комнате и смотрю на лопасти вентилятора, отражающиеся в зеркале, прибитом к стене. Слышу, как сосед прошагал в свою комнату, потом вышел и направился в конец коридора. Помыл руки, вернулся, открыл дверь и затворил ее за собой. Потом один за другим стали возвращаться домой остальные. Вот они раздеваются, шелестя одеждой. Расслабляются, предвкушая отдых средь этой изолированной тесноты. Потом наступила сонная тишина, пустая, без мыслей. Только сверчок звенел где-то, трещал, перемалывая тишину.
Бедняжка Аббас…
Сон пропал. Когда вентилятор работает, вращающиеся лопасти образуют сплошной блестящий круг. А когда выключается электричество, они постепенно замедляют ход, потом замирают и отделяются одна от другой. Сон пропал.
Я сел в постели. Какая тяжелая ночь! Я был весь в поту. Гнилая вода, нефть, сочившаяся из колен трубы и клапанов, испускали зловоние. Нефть большими пятнами расплывалась по воде и застывала, придавленная мглой. А ведь у меня под окном протекала Шат [2]– полноводная река. Но стояло время туманов, и море воздвигало против речного течения целую стену воды. Река обратилась вспять, повернулась спиной к морю, и нефть, масло и городские сточные воды, скопившиеся на ее поверхности, потянулись назад.
Аббас умер. Это случилось неделю назад. Я проснулся от тягостного дневного сна, обливаясь потом, крикнул Аббаса, но мне сказали, что он умер. Он, со своей глупой ухмылкой, обнажающей пожелтевшие зубы, вечно босыми ногами, вдруг умер!… Он знал, что я по шагам узнаю, кто идет по коридору. Однажды я уловил незнакомую походку. Отворил дверь и увидел Аббаса – тот передвигался на руках! Заметив меня, перекувырнулся и рассмеялся. Его глупая ухмылка, пожелтевшие зубы… Каждому из нас ежедневно полагалось по полбруска льда. А он забирался в соседний дом, украдкой уносил оттуда несколько ледяных брусков, разбивал их и добавлял по куску в наш паек. Когда он отправлялся в лавку Компании за покупками для нас, то обязательно приносил подарок – мыло, хлеб, сахар, а иногда и сливочное масло: все, что удавалось стянуть. Если проститутка проводила ночь у иностранца, Аббас до утра швырял ей в окошко мелкие камешки – чтоб неповадно было. Но если полицейский нацеливался схватить ее и отобрать деньги, Аббас предупреждал женщину об опасности. Он забирался на финиковую пальму, кидал камешки вниз, все время наблюдая за полицейским.
Читать дальше