Эбрахим Голестан - Туманная мгла над приливом

Я молчал.

– Сам виноват, псих, все от глупости.

Я молчал.

– Кабы его изобретение дельным было, то куда ни шло. Тогда бы мы говорили: Господи, до чего же умный! А оно было неправильное изначально.

– Я видел Аббаса, которого машина сбила, – сказал я. Полицейский посмотрел на меня, пристально посмотрел.

– Странно, – сказал он и добавил: – Это все от озорства, безобразник он был.

– Жалко его.

– Позорил он нас, – сказал полицейский.

– Это когда камушки бросал?

– Что вы сказали?

– Говорю, тем позорил, что камушки в окна бросал, когда сюда шлюхи приходили?

– А как вы считаете, это хорошо?

– Разве предупреждать плохо?

– Предупреждал он по злобе. Он был против нас. Не любил нашего брата полицейского.

– Да он дурачок, – сказал я.

– Нет, никакой он не дурачок, – возразил полицейский, – он был даже опасным. Ловкий, хитрый. Их тут целая ватага была. Он вполне здоровым был. Если бы не погиб, то еще сколько доставил бы неприятностей. Он был против нас.

– Жалко его, – повторил я.

– Во всем против нас шел, – раздраженно сказал полицейский.

– И я иду, – негромко произнес я. Но он, кажется, меня не понял. – Вы уходите? – спросил он. – Устали?

Я в самом деле устал. Посмотрел на него. Мы оба молчали. Я чувствовал, что между нами уже давно установились отношения, которые выражаются пожеланием «счастливой вам звезды», хотя я плохо понимаю, при чем тут звезды.

– Хочешь закурить? – почему-то спросил я полицейского.

– Закурить? – ответил он так, словно решил, что я прошу у него покурить опиум. – Небось устали? – переспросил он.

– Да, устал.

– Вы-то всего несколько минут постояли – и уже устали? Теперь понимаете, как полицейский устает?

– Тяжело быть полицейским? – спросил я.

– Ну, один все время. Устаешь, конечно, – ответил он.

– Но ты же привык. Сам ведь говорил, что привык.

– Что хорошего – привыкать к усталости.

– Но ведь это твоя работа, верно? К работе привыкают. Что-то, мне кажется, у тебя настроение испортилось. Не опрокинуть ли по стаканчику водки – помогает. Как ты на это смотришь? – предложил я.

– Разве вы пьете водку?

– Иногда случается.

– Виску? – спросил он и пояснил: заграничную водку, значит.

– Так, выходит, ты иногда употребляешь?

– Как же, когда найдется, почему бы и нет.

– Давай-ка я сбегаю домой и принесу тебе.

– Ну, ваше благородие, вы, оказывается, человек понимающий!

Откуда-то издалека, из-за густого тумана, снова послышался гудок тягяча.

– Так, значит, принести виски и сигареты? – сказал я. Полицейский, довольный, спросил:

– Заграничные?

– Конечно же, заграничные. Ты сказал, что мы, здешние жители, обязаны тебе, сам говорил… Побудь здесь, я скоро вернусь, – бросил я полицейскому и пошел.

– Ей-богу, ваше благородие, вы человек понимающий. Я ушел. С реки опять раздался гудок какого-то парохода. Я прошел через коридор в свою комнату, не зажигая света, подошел к окну. Еще не рассвело, в комнате ничего не разглядеть. Снова загудел пароход, но его не было видно – все застилал туман. За окном был тусклый ртутный свет, на пальмовых ветвях качались капли влаги. Был полицейский, ожидавший на берегу реки на сей раз меня. Он не знал, в каком доме я живу, а я не знал, как в конце концов поступит этот полицейский. Человек, словно принесенный волной, стоявший один в темноте у воды. Человек, ставший реальностью тех лет, с его лукавством и смятением, дисциплиной и старательностью, вздорностью, претензией, ожиданием и бесчестием, с его поверхностной и ложной бдительностью. Человек, который был неотъемлемой частью побережья, возникая из волн, из запахов, из той ночи, как нельзя лучше подходил ко всему этому. Он был рожден этой действительностью. Снова слышался сдавленный и тяжелый гул. Опять волны били о берег и тягач пробивался сквозь мглу. Проводить суда было его делом. Он не ждал, когда рассеется туман или кончится ночь.

Я стоял у окна, а полицейский маячил под колючими ветками тропических деревьев в туманной мгле.

Я не курю опиум и сигареты не курю. У меня их нет. А в бутылке – если бы что и было, не дал бы ему ни капли! Вот и весь сказ.

Тар – распространенный на Востоке струнный щипковый музыкальный инструмент.

Шат – имеется в виду река Шат эль-Араб, впадающая в Персидский залив.

Ордибехешт – второй месяц иранского солнечного календаря (21 апреля – 21 мая).