Владимир Киселёв - Европейский сонник

Но самое удивительное состояло в том, что коридор этот не имел конца. Я считал про себя: три шага – два метра, мы прошли уже по меньшей мере метров девятьсот, а коридор все продолжался. Ну, скажем, он мог незаметно уводить нас под землю. Или изгибаться. Но мне казалось, что я должен был бы почувствовать этот наклон или изгиб.

Двигались мы совершенно тихо, пол был устлан серой дорожкой из ворсистой ткани, и двери открывались бесшумно. Я оглянулся и увидел, что второго баскетболиста с нами уже нет. Он незаметно исчез на каком-то участке. Я твердил про себя юношеские стихи поэта, написавшего о дожде и траве:

Мне казалось, что стихи меня поддерживают, спасают от всего этого безумия.

Последняя дверь ничем не отличалась от всех остальных. Мы оказались в том же самом вестибюле, с которого начали свой путь. Или очень похожем? В противоположной стене была выходная дверь. Баскетболист подвел меня к ней, наклонился надо мной и негромко предложил:

– Иди.

Я сделал шаг, дверь сама открылась, я увидел небольшое помещение и за столом человека, лицо которого было мне хорошо знакомо. Не только мне. Всем, кто смотрел обязательные восьмичасовые телевизионные передачи. Это был начальник службы безопасности. Он часто выступает по телевизору и рассказывает, как много делает его ведомство, чтобы уберечь народ от всяких бед, от огорчений.

Это был он, но вместе с тем совсем не он, а как бы его модель. Уменьшенная в два раза. Очевидно, расчет состоял в том, что это должно меня удивить и испугать, но на меня это не произвело особого впечатления. Я ведь конструктор. И сразу сообразил, как это делается. По-видимому, в телевизионной студии для него специально ставят маленький стол и маленький стул, чтобы он на экране выглядел, как все баскетболисты. А фактически он намного ниже. Даже ниже меня.

– Садитесь, – предложил мне руководитель безопасности.

Я сел на единственный стул перед его столом.

– Что это у вас за сны?

– Какие сны? – ответил я, повышая голос. – Я совершенно доволен нашим государством. Мне не нужны никакие перевороты, это флуктуация. Мало ли какие бывают флуктуации, вот на днях…

И я, запинаясь, рассказал о том, как на конструктора, на моего товарища по работе, свалился в городе вертолет.

– Флуктуация… – презрительно усмехнулся руководитель безопасности. – Это я приказал сбить вертолет. Он летел с бомбой, которую враги государства собирались бросить на здание департамента.

Я молчал и тупо разглядывал носки своих башмаков. Я действительно очень далек от всякой политики. Мне такое и в голову бы не пришло.

– Так вот, – уже другим тоном, напряженным и решительным, продолжал начальник безопасности. – Не нужно говорить глупостей. У нас для этого слишком мало времени. Я все знаю. Я познакомился с вашей схемой. И у нас есть предложение: берите в руки руководство восстанием. А затем вы возглавите наше государство.

– Как это – я? Почему? Ведь я совершенно не подхожу для этого. Я к этому не имею никакого отношения. Я рядовой конструктор. К тому же не электроники, а механических устройств. Кроме того, я всем доволен. Я не понимаю, зачем нужно менять руководство государством… И кто мне даст гарантию, что я не буду вами же уничтожен после того, как организую этот переворот?

– Такой гарантии вам действительно никто не может дать, – недобро усмехнулся начальник безопасности. – Никакая моя расписка вас ни в чем не убедит. И все же есть одно обстоятельство, которое может вам показаться достаточно важным. Дело в том, что наше высшее руководство обанкротилось. А у нас обязательства перед союзниками, перед США. Мы не можем топтаться на месте. Мы должны двигаться вперед. У вас светлая голова, вы способны самостоятельно выдвигать новые идеи, создавать схемы, до которых еще никто не додумался. Дерзайте.

– А если я откажусь? Что тогда?…

– Тогда у меня будут все основания вас бояться. А мне не нравится кого-нибудь бояться. Я буду вынужден немедленно вас элиминировать.

Я удивился. Я не знал этого слова.

– Уничтожить, – жестко пояснил начальник безопасности.

– Хоть подумать о вашем предложении я могу?

– Какое время вам потребуется на размышление?

– По крайней мере сутки.

– Сутки слишком много. В наше время за сутки вырастают деревья. Двенадцать часов. Это – крайний срок.