Борис Черных - Есаулов сад

НАДЕЖДА (свирепо). Да, ни сохи на елани, ни кола, ни двора. Вы купцов презираете, а они были работники. Они город застроили сказочными домами, мосты подняли, они создали музеи, сады насадили. Этот сад, который вы изводите… А вы оседлали слово… Молчи! Твое поколение хлебнуло отравы пятьдесят шестого года. На крохотной этой коляске думало въехать в историю. И въехали. Более отвратительное поколение трудно представить. Ваши поэты изворотливы как лакеи… Ваши, как их там… (она одевается на ходу) композиторы… Крепись, геолог, ты ветру и солнцу брат… Ха-ха! Ваши так называемые мыслители изолгались, им никто не верит. Ваши вожди лживы.

Она почти плачет.

САДОВНИК (грустно цитирует себя). Я не верю в ваше поколение.

НАДЕЖДА.Ты читаешь мои мысли. В ваше поколение я не верю. Поколение конформистов и осведомителей. Каждый вздох наш прослушиваете и несете на улицу Букинистов…

САДОВНИК (счастливо). А, так их! Понужай, Мария!

Вскрик его осадил Надежду.

Она сделает неправильный поворот головой.

НАДЕЖДА. И Маша это говорит? Сосновый воздух пьет из окна, ненаглядно смотрит на тебя и – срывается. Боже…

САДОВНИК.Мария бывает здесь редко. За ней следит муж… психиатр…

НАДЕЖДА. Да что же это за жизнь, Федор Иванович? Голову-то куда преклонить?

САДОВНИК. К Алешке преклони. К Мише, Миша из Москвы на (передразнивает) вакации явился. Завидная пара. Сын идеолога, студент (снова передразнивает) МИСИ – и дочка прокурорши.

НАДЕЖДА. Не смейтесь, Федор Иванович! После этой ночи…

САДОВНИК. У тебя впереди много ночей.

Надежда медлит. Но в лице ее появляется решимость.

Она оглядывает жилище, набрасывает сари (или легкую накидку), припадает к Садовнику и быстро, боясь себя, уходит, планируя руками.

Садовник холодно смотрит в лицо бородатого человека.

Мелодия, минор.

Кабинет Пиваковой. Она курит, далеко отставляя полную руку, и говорит по телефону. В кабинет входят сослуживцы, что-то берут со стола или кладут что-то, Пивакова не обращает на сослуживцев внимания, это привычный рабочий день, привычный темп дня. Одному из сослуживцев, когда он на выходе, она крикнет «Прикрой дверь. Сквозняк», – и слушает далее.

ПИВАКОВА (в трубку). «Вы думаете, он клюнет? Любопытный сюжет. Но зачем его было изгонять из школы? (слушает). Я не читала, на каких постулатах строится «Урийская дидактика», но знаю, как его принимали на «Круглом столе», да, журнал «Детская литература». Если это и есть Урийская дидактика – дай Бог, как говорится, побольше таких дидактов. (Слушает) Его гражданственность и его так называемое почвеничество иного засола… Ну, Вадим Андреевич, зачем же, зачем?… А я была у него, представьте себе. Разведка боем? Ох, все-то вы воюете… (Смеется). Он мужчина при теле… Не надо, Вадим… Психические отклонения? Едва ли, хотя странности явные… (Слушает) Русская школа анахронизм? А украинская?! Ой, да бурятская та же… Право же, не ведаю… С повестью потянем. Я сейчас отдам ее на рецензию Свербееву (слушает)…

Здесь влетает замотаный сотрудник радио, требует какую-то бумагу, Пивакова шипит: «Испарись. Кушак»…

ПИВАКОВА. Но он сильный прозаик и человек объективный (с досадой слушает). Хорошо…

Входит Михаил. Она протягивает ему голый локоть. Жестом: «Садись».

ПИВАКОВА. Что ж, мы отдаем повесть Мишустину, он ее зарубит. А что дальше? Рукописи не горят? Ой, втянете вы меня… Салют!…

Она кладет трубку и секунды находится в размышлении, но потом…

ПИВАКОВА. Омерзительно! Мишустину отдать на рецензию повесть. Все равно, что Потапенке отдать на рецензию повесть Чехова, о, даже хуже. Потапенко был честным человеком…

МИХАИЛ. Ты с кем это?

ПИВАКОВА. Завотделом науки Кушак. Импозантный человек. Был начальником ЦБТИ и как взлетел.

МИХАИЛ. Завотделом науки… Начальник ЦБТИ… А причем здесь повесть? Он, что, курирует литературу?

ПИВАКОВА. (многозначительно). Он, парнишка, курирует самого!… (С сожалением). А повесть они ухайдакают…

МИХАИЛ. Самого?!

ПИВАКОВА. Тебе не надо это знать. Учти.

МИХАИЛ (соображая). Учел… Твоя соседка угомонилась?

Пивакова встает, крупно шагает по кабинету, курит, пепел осыпая на пол.

ПИВАКОВА. Я поджарю младенца!

МИХАИЛ. Младенца?

ПИВАКОВА. Представь, подложила свинью. Жили тихо-мирно, гостей принимали, и на тебе. Теперь ни в ванную, ни в туалет, всюду пеленки, распашонки…

МИХАИЛ. Каникулы кончаются.