Владимир Кунин - Толчок восемь баллов

Он махнул рукой на Галю, и она дернулась показаться, стать заметной, чтобы помочь Толику.

— Успокойтесь, мы что-нибудь придумаем, — сказала Вера Александровна, снова спускаясь на несколько ступенек к Толику.

— Где он… Этот?.. — вдруг вскинулся Толик, словно вспомнил что-то очень важное.

— Уехал он, уехал, — опять, как тяжелобольному, терпеливо повторила Вера Александровна.

— Да нет же! Не Дамир… Такой, в кепке! Сосед мой по рыночной гостинице в России! Как его звать-то? — вскричал Толик в отчаянии. — Когда он нужен… Где он?!. Он все может!

— О ком вы говорите? Кто?

— Такой человек… он сделает… он умеет!..

Толик повернулся и прыжками кинулся с лестницы вниз.

Он бежал, а сверху молча спускались дети. Встали вокруг Веры Александровны, словно для поддержки, и глядели Толику вслед.

Добежав до Гали, Толик остановился и дальше не пошел. Постоял там немного и медленно поднялся на половину лестничного марша.

— Почему же он ко мне не зашел? — негромко спросил он с трудом.

Видно, эта мысль явилась к нему только что и доставила новое мучение.

— Это наша вина, — развела руками Вера Александровна. — Вернее, моя…

— Там же холодно, в Москве, — тихо сказал Толик. — А у него пальто нету.

— Не беспокойтесь — все в порядке, — сказала Вера Александровна.

— Но он… Когда увозили… Он вспомнил? — еще тише спросил Толик.

И тут дети наперебой закричали:

— Вспомнил! Вспомнил!

— Про вас говорил!

Когда они замолчали, Вера Александровна сказала:

— Говорил, письмо ему напишу. То есть — вам, Толик.

А белобрысенький мальчик Никифоров с угасающей надеждой все смотрел и смотрел на Толика, и глаза у него блестели непролитыми слезами…

Алтынабадский аэропорт — временный. Сохранились, по существу, только взлетно-посадочная полоса да еще какие-то небольшие ремонтные строения…

Но уже, в стороне от бывших разрушений, строится новый аэропорт. А пока — навесы разные от дождя и солнца, загородки: туда — нельзя, сюда — тоже нельзя…

Висит от руки написанная табличка:

МОСКВА. Рейс 2110

Понемногу стекаются пассажиры. Их пускают за ограду, но не в поле, упаси Боже, а только под легкую крышу навеса — в загон. Это как бы первый звонок, это — сбор.

Галя провожает Толика.

В руках у него билет с посадочным талоном и, конечно, приемник. А больше ничего. Это все его имущество, а значит, и багаж.

На всей фигуре Толика и на его лице уже отрешенность от земного пребывания — нетерпение, спешка, полет. Еще не совершилось отправление, а внутри, в голове, он уже летит, летит!..

Но вот пассажирскую толпу провели в загородку, рассадили в медленном открытом автопоезде, а тот, вытянувшись дугой, отвез их к самому дальнему самолету.

Галя видела, как, потоптавшись у трапа, мелкие издалека, в смешной суете перетасовки, уплотнения и стремления скорей всосаться внутрь машины, они оказались наконец-то проглоченными, отрезанными от земли укатившимся трапом и готовыми вмиг перенестись сквозь просторы бывшей большой страны…

Самолет тонко завизжал турбинами, постепенно наращивая гул.

Галя у временной загородки замахала руками и…

…вот уже самолет летит…

Вот уже Толик у окошка, он уже обнадежен насчет авиации, но все еще неспокоен, — а кто его знает, возьмет опять на землю сядет…

По салону прошла стюардесса, играя ногами.

Что-то там проверяла, что-то говорила, наклонялась, будто с нежностью, будто с доверием — и не ко всем, а только к избранным пассажирам. Что она говорила, Толик не слышал.

Потом подошла и уселась вдруг рядом с Толиком на свободное место у прохода.

Летели они насквозь через толстые облака, вспученные своей одеяльной простеганностью…

…и Толик уже сам что-то говорил стюардессе, и та ловко делала вид, что ей все это ужас как интересно! А потом извинялась и с облегчением уходила к кому-нибудь на помощь.

Потом снова приветливо садилась рядом с Толиком — других свободных мест не было.

И Толик продолжал ей рассказывать с того места, когда его прервали:

— …Старая женщина, услыхала, что племянник… Дай, думает, возьму… Не понимает старушка, кто ребенку больше нужнее… Ну что ж… — говорил Толик. — Буду ей помогать с каждой получки. Все-таки родственница. — И, подумав, с некоторым колебанием добавил: — Приемник ей отдам.

Стюардесса вежливо посмотрела на приемник.

…Потом летели они над морем. Далеко в его серую плоскость врезались бурые песчаные косы, целые треугольники — наглядная география.