Ирвин Уэлш - Тупая езда

— Слишком много.

— Ага, слишком, Джонти, за обе щеки, — произносит он, опять погрустнев.

— Конечно, за обе щеки, Морис, потому что ничто не сравнится с коричневым соусом на ролле с беконом, точняк, точняк, точняк, коричневый соус, да, ролл с беконом, ага.

— Ну, у тебя для всего этого есть моя малышка Джинти. Малышка Джинти всегда отлично готовила роллы с беконом, нужно отдать ей должное. И квадратную колбасу тоже! В Англии такой нет! Совсем!

— В Англии нет квадратной колбасы?

— Хер там, а не колбаса! Я везде успел поработать, по всей Англии, Джонти, — Кембридж, Донкастер, Лютон, — и везде я заказывал полный английский завтрак. Никто даже не слышал о квадратной колбасе. Значит, пойди, мать твою, и почитай, каждый раз повторял я хозяйкам в гостиницах, почитай про чертову квадратную колбасу! Она идеально подходит к роллам!

— Точняк, идеально!

— То ли дело моя Джинти — один ролл с беконом, один с яйцом, и все это на кусочке квадратной колбасы, да, Джонти! Как мать научила!

— Точняк, еще бы!

Морис делает глоток лагера.

— Как у нее, кстати, дела? У Джинти? Что-то не видно ее в последнее время. Небось бабок срубила!

Ох, нет, как только он спрашивает, у меня начинает болеть в груди.

— Да ну, нет, все потихоньку, точняк, потихоньку дела, — говорю я ему, но мне совсем не хочется слушать рассказы Мориса о его умершей жене, маме Джинти.

— Она совсем как ее мать, — говорит Морис, совсем уже окосевший, кажется, сейчас расплачется.

— Точняк, да, совсем…

— Совсем как мать и в то же время другая, если ты понимаешь, о чем я.

— Конечно… ага… ага… ага…

— Ее мать была прекрасной женщиной. И дня не проходит, чтобы я о ней не вспомнил.

Да, от воспоминаний становится грустно, но мне и своих грустных воспоминаний хватает, поэтому я допиваю пиво и ухожу, да, так и есть. Говорю Мо, что мне пора. Но канареечно-желтая ветровка отличная, как ни крути.

Мы сидим в сраной, сука, комнатке с легким запахом тошниловки; похоже, вчера здесь была свадьба. Стулья расставлены полукругом, и в центре сидит какой-то придурок, который представился Гленом. Нас около двадцати человек, и из них, наверное, пятнадцать — парни. Не разгуляешься, еба! Но в городе новый шериф — и это я, поэтому все смотрят только на меня, особенно этот придурок Глен. Толстомордый засранец с русой челкой и проникновенным взглядом, какой бывает у некоторых американцев умоляющий такой взгляд. И вот я встаю так, чтобы пташки могли рассмотреть очертания Верного Друга (он всегда в состоянии полубоевой готовности под плотными нейлоновыми трениками) и выдаю как есть, с улыбкой в духе «я-только-что-упал-в-бочку-с-мохнатками» во все табло:

— Меня зовут Терри, и я сексуально озабоченный.

Все начинают осыпать меня своими радушными приветствиями: «Привет, Терри! Здравствуй, Терри…» — и все такое. Я сразу замечаю одну маленькую пташку — ее хлебом не корми, дай лысого за щеку заложить! Миниатюрная темноволосая штучка с тонкими, плотными губками и блеском ебливой сучки в глазах. Она садится нога на ногу и своими ходулями в колготках, нагло так, слегка сжимает себе киску. Просто чтобы та проснулась и знала, что сегодня в меню — слоноподобный хот-дог! Ебать, я уже чувствую, как Верный Друг сантиметр за сантиметром ползет вперед. Годная тёла!

Пока я сажусь, придурок Глен смотрит на меня весь такой недовольный, но мне похуй, я свою речь произнес, да еще и хозяйством похвастался. Теперь можно расслабиться и смотреть, какая рыбка клюнет и какую получится вытащить. Я сел и положил правую ногу на стул перед собой, чтобы на бедре под штаниной хорошо просматривался Верный Друг. Но этот парнишка Глен и слышать ни о чем таком не хочет.

— Возможно, Терри, ты хотел бы рассказать нам о том, зачем ты здесь?

Я слегка пожимаю плечами:

— Глубоко копаешь. А зачем все мы здесь, приятель? Я вот пришел на эту встречу потому, что люблю трахаться. Хотел встретить близких по духу людей. Внести разнообра…

— Мне кажется, ты не понимаешь, в чем смысл этой группы, — выпаливает Глен, морща физиономию; слышны недовольные возгласы.

Но я-то, сука, прекрасно знаю, в чем смысл, потому что я следил за реакцией пташек; у большинства из них опущенные вниз губы, словно они жертвы инсульта, но только не у той малышки, которая заценила мое хозяйство, она определенно скоро сломается! И домой я пойду уже с ней! Железно!

А этот придурок Глен продолжает жестить: