Виль Липатов - Игорь Саввович

Валентинов затаился, задержал дыхание, чтобы видеть лицо сына, его глаза – глаза бабушки, понимать, что чувствует и думает Игорь Саввович, когда речь идет о таких важных, значительных, опасных вещах. «Я огорошил его, – думал Сергей Сергеевич, – однако у меня нет выхода! Это мой сын».

Игорь Саввович был глух и нем. Как всегда, он думал о чем-то своем, и, как всегда, казалось, что выражение его лица не увязывалось с мыслями, а если и увязывалось, то на пустяках: хочется воды – лицо отразит жажду, хочется развлечься – лицо отразит скуку.

– Знаете, что обо мне говорят наши прогрессисты? – лениво спросил Игорь Саввович, меняя положение туловища. – Они говорят: «Гольцов будет работать восемнадцать часов подряд, чтобы в течение восьми рабочих часов ничего не делать!»

Валентинов охнул, ахнул, откидываясь назад, навзрыд захохотал. Он и понятия не имел о том, что Игорь Саввович сейчас завидует ему, что тридцатилетний гость – родной сын – хотел бы уметь хохотать «по-валентиновски»,

– А знаете, как в тресте называют вас? – вежливо спросил Игорь Саввович.

– Как?

– Водолазом.

– Почему?

– Ну уж вот этого я вам никогда не скажу…

Чудак! Валентинов давно знал, почему его прозвали Водолазом. Два десятка лет прошло с тех пор, как он случайно произнес фразу, сделавшуюся крылатой: «Знаете, сколько нужно водолазов, чтобы поднять деревянное дно одного только Чулыма? Не знаете? А вот я знаю, да-с! Ровно столько же, сколько топляков. Итак, долой молевой сплав!»

– Игорь Саввович, почему вы так замкнуты, скованны, грустны?

Всего пять лет назад Валентинов увидел живого, веселого, общительного молодого человека, начальника Весенинского сплавного участка, вдруг заговорившего голосом матери Елены Платоновны. Бабушкины глаза блестели, грудь – атлета, мощные руки по-мужицки полусогнуты, улыбка свежая и доброжелательная; современен, спортивен. А теперь? Он медленно угасал, этот Игорь Саввович, сын главного инженера!

– Что с вами? – с тоской и болью спросил Валентинов. – Я вас спрашиваю, Игорь Саввович?,

Гольцов, сын, родной сын, приподнял, как гоголевский Вий, сонные свинцовые веки, бросил мгновенный острый взгляд на Валентинова и опять ушел в себя. Боже! Минутами Валентинову мерещилось такое, что приходилось насильственно улыбаться: сын казался таким странным, словно не был землянином или был изготовлен по заданной кибернетической схеме. Надо умываться – умывается, надо звонить речникам – звонит, надо уходить с работы – уходит.

«Сергей! – пять лет назад сказала о сыне Елена. – Он большой, сильный парень, он умный, тонкий, но он совсем не знает, что это такое – жизнь. Он мощный интеллект, он способен на многое, но я, мать, тоже никогда не знаю, чего от него можно ждать. Игорь – или очень крупная личность, или выдающаяся посредственность!» И это говорила женщина, которая никогда не ошибалась, женщина, которая умела разобраться в людях и обстановке с точностью и быстротой электронно-счетной машины! Она тоже не знала, кто он такой, их сын?!

– А вот и кофе приехал!

С подносом в руках в кабинет входила Надежда Георгиевна. Остановившись в нескольких метрах от них, она покачала головой и въедливо сказала:

– Посмотрите, Игорь Саввович, как обращается с родной матерью ваш Валентинов! Не стыдно тебе, Сергей, что я таскаю тяжести, а каталка – я ее называю чертовой каталкой – не раскладывается… Не стыдно тебе, Валентинов?

– Я принесу столик, – весело и охотно сказал Игорь Саввович и поднялся, пошел в прихожую, скрылся там на несколько секунд, а затем появился со сложенным столиком-коляской. Подойдя к креслам, Игорь Саввович в раздумье остановился, помедлив, резко повернулся на каблуках в ту сторону, куда должен был повернуть столик… У Валентинова перехватило дыхание… Лена! Живая, молодая и прекрасная женщина стояла перед ним. Лена повернулась на каблуках, оказавшись спиной к Валентинову, взялась обеими руками за концы длинной трофейной косынки, накинутой на плечи. Она уходила, и, казалось, Лена несла воду на коромысле: ноги переступали мелко, осторожно, чтобы ведра не качались. Секунду назад она сказала: «Итак, я исчезаю, Валентинов! Ты сам понимаешь, что я права…» Уходя, она уносила трепетный, вздувшийся, живой, горячий живот… «Я тебя люблю, Сергей, я больше никого не полюблю. Это невозможно после Валентинова. Таких людей, как ты, на земле больше нет. Думаю, ты мне приснился… И молчи, молчи, молчи!»

– Вот я и говорю, что в доме нет мужчины! – издалека доносилось до Валентинова. – Недаром в спальне у Сергея третий год валяются какие-то гантели… Тебе должно быть стыдно, Сергей, перед Игорем Саввовичем!