Виль Липатов - Игорь Саввович

– А вот это, мама, яичница.

– Ну ешь, ешь!

Валентинов крякнул и смутился. Матери всегда хотелось за едой поболтать с единственным сыном, а ему не хотелось; Валентинов ежедневно хотел поболтать с матерью перед сном, а ей не хотелось. Вот так они и жили, почти не разговаривая, а только переглядываясь и, конечно, понимая, что происходит с каждым из них.

– Чем, ваше сиятельство, прикажете потчевать этого-то?

– Кого, мама?

– А вот этого твоего Игоря Саввовича! Который на меня таращит девичьи глаза да тоненько вздыхает.

Валентинов отложил книгу, подняв на лоб очки, длинно посмотрел на мать, а она в ответ на бесцеремонное разглядывание повела плечами и принялась демонстративно громко и противно прихлебывать чай с блюдечка, держа его в растопыренных пальцах. Она всегда передразнивала деревенскую манеру пить чай, когда хотела позлить сына.

– Странно и даже весьма странно, мама! – выразительно сказал Валентинов. – Твое отношение к Игорю Саввовичу… Твое отношение… По крайней мере, нелояльно.

– Что?

– Нелояльно!

– Бог с тобой, Сергей, когда ты научишься разговаривать без иностранщины! – Мать вздернула голову. – Валентиновы никогда не французили в семейном кругу и не будут французить, а ты со своими этими… нелояльно! Тьфу! Русское начало, иностранный кончик – вылитый япончик.. Не огорчай меня, сын, попусту!

Валентинов обозлился и обиделся, но, просчитав про себядо десяти, начал задумчиво разглядывать снятые очки, думая о том, что отношение матери, сохранившей ум, наблюдательность и опасный юмор до глубокой старости, к Игорю Саввовичу было странным. Он чувствовал, что мать ждет прихода заместителя с таким же нетерпением, как и сам Валентинов, но при этом отчего-то зло высмеивает каждый шаг, жест и слово Игоря Саввовича, как только он покинет дом. Это было уже таким грубым нарушением фамильных традиций, что Валентинов боялся сказать матери элементарное: «Мама, в нашем доме за глаза о человеке…» Он вообще побаивался матери.

– Нехорошо, мама, некрасиво! – все же произнес Валентинов. – Попусту злым стыдно быть, мама, ох, как стыдно!

– Ешьте, ешьте, ваше сиятельство, пироги простынут…

– Нехорошо, мама, нехорошо!

После завтрака Валентинов дважды обошел по собственной «прогулочной» тропинке Воскресенскую гору, затем вернулся домой, чтобы заняться самым приятным делом: писанием книги воспоминаний о развитии сплавного дела на реке Оби, которая называлась, впрочем, «Моя вода» и начиналась фразой: «Стояло лето, был август, но с тополей уже падали листья, и думалось, что только в Сибири желтые листья так рано и покорно ложатся под ноги…» Фраза Валентинову не нравилась, но пришлось оставить: вся книга о прошлом получалась грустной, как эти ранние листья.

В одиннадцать с минутами Сергей Сергеевич спрятал рукопись, сняв рабочие очки, долго массировал пальцами глаза – уставали. Это было теперь единственное, что не ощущалось молодым, – зрение. Дальнозоркость катастрофически возрастала, и сейчас – без очков – он не видел собственные руки, зато резко и контурно просматривалось все, что было за широко распахнутым окном: деревья, начало тропинки, раскинувшийся за деревьями город. Крыши и купола покрывала синеватая дымка, легкая и прозрачная, говорящая о том, что уж теперь-то, когда город затянула такая дымка, дождя не будет долго.

Там, где начиналась валентиновская «рабочая» тропа, должна была сначала появиться голова, а потом и весь Игорь Саввович Гольцов, и если он не опаздывал, то через несколько минут нужно было ожидать прихода. Сев на кончик стола в глубине комнаты, оставаясь незамеченным с улицы, Сергей Сергеевич задумчиво смотрел в промежуток между тополями и тихонько, как это делают люди только наедине с самим собой, улыбался. Добрая, милая мама! Она, наверное, не выдержала бы, если бы узнала, кто такой «этот самый твой Игорь Саввович». Тогда мама уже не говорила бы, что Игорь Саввович «таращит на нее девичьи глаза», а поняла, почему он их таращит.

Забавно, а?! Не подозревая об этом, заместитель главного инженера Гольцов был родным сыном главного инженера Валентинова!

Вот какие диковинные зигзаги иногда выписывает причудливая жизнь, когда мужчина и женщина одинаково сильно любят друг друга, но совершенно, до безнадежности, до отчаяния, непохожи друг на друга, не понимают друг друга, как марсианин и венерианка! Боже! Мужчине и женщине вообще баснословно трудно понимать друг друга, мужчина и женщина родились, в сущности, на разных планетах, но того, что произошло с родителями Игоря Саввовича…