Виль Липатов: Письма из Тольятти

Вот что я слышал на Волжском автомобильном заводе от рабочего главного конвейера Андрея Андреевича Зубкова.

Отцы и дети. Ну, меня молодым назвать нельзя: мне двадцать семь, большинству ребят в бригаде едва перевалило на третий десяток, а Косте Варенцову три недели назад стукнуло… девятнадцать! Двадцать один, двадцать два года – для конвейера самый типичный возраст, а я скоро заочно политехнический институт кончаю, из рядов Его Величества рабочего класса могу в инженеры… Нет, вопрос ваш я понял: «Чем интересен сегодняшний молодой рабочий, что его отличает от вчерашнего?» Я вас, пожалуй, огорошу парадоксом, если скажу, что слово «молодой» вы употребляете напрасно. Почему?.. Нет, я не вашему вопросу улыбаюсь, а воспоминанию. Был я нынче дома, родителей ездил навестить, и вот отец как-то вполне серьезно у меня спрашивает: «Андрей, лозунг читал?» – «Какой лозунг, отец?» – «А такой, – отвечает: – „Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым!“ – И глядит сердито, исподлобья: – А нас куда, спрашивается? Старших возрастом куда? Нам коммунизм возводить не разрешается?..» Ну, отец есть отец, ему я по-сыновьи ответил: «Всем места хватит – старым и молодым», – а вам говорю так: слово «рабочий» ныне имеет нередко синоним молодой, и если не единственный, то уж непременно – главный. И хочется при этом заметить – заранее прошу прощения, – что литература, на мой взгляд, это обстоятельство просмотрела, что литература по-прежнему живет еще образом того рабочего, который мог бы быть и не молодым. В литературе, на мой взгляд, образовался некий вакуум.

Вакуум. О вакууме в литературе можно говорить только в том случае, если мы разберемся в терминологии. Скажите, пожалуйста, можно и нужно ли называть рабочим наладчика? Да, того самого человека, который за станком уже не стоит, в работе конвейера ежесекундного участия не принимает, а сидит себе на стуле, время от времени прислушиваясь, как звучит работающая наи-слож-нейшая автоматическая линия, скажем, по обработке блока цилиндров; время от времени лениво проходит вдоль этой линии, поглядывая на сотни мерцающих индикаторов, стрелок, указателей? Он кто? Рабочий? Инженер?.. Вы скажете: «Рабочий!» – когда увидите, как наладчик с ключами и отвертками возится с закапризничавшей автоматической линией, но через полчаса заявите: «Инженер!» – так как наладчик снова безмятежно сидит на стуле и перелистывает книгу с таким мудреным техническим названием, которое и прочесть-то с ходу трудно… Вот-вот! Это новый рабочий, рабочий-интеллигент, и таких становится все больше. Здесь-то в литературе и образовался вакуум, так как литература, мне думается, пропустила наиважнейший для современности процесс. Формирование рабочего-интеллигента скажем наладчика. Хорошо! Давайте вспоминать вместе. Где? В какой книге? Какого автора? Герой – наладчик? Трижды убежден, что сейчас, когда в стране развертывается научно-техническая революция такой силы и значимости, что ее последствия трудно предугадать, постепенно складывается следующая расстановка сил… В двадцать пять лет – рабочий, в тридцать – наладчик, рабочий-интеллигент, после тридцати – нередко инженер… Сегодня это типично для такого предприятия, как наш завод и многие другие предприятия, завтра – общее явление.

Предшественники. Герой, героическое… Вы не задумывались над тем, насколько было легче, чем нам, сделаться героем рабочему всего пятнадцать-двадцать лет назад?.. Головастый, энергичный и добросовестный парнишка заканчивал ремесленное училище, приходил на завод, становился к токарному станку ДИП-200. Неделю, месяц, полгода обрабатывал он какую-нибудь втулку, а потом однажды замечал, что втулку можно обработать быстрее, если установить на станок простенькую, как грабли, оправку. На огрызке бумаги плохоньким карандашом он рисовал не то скобу, не то шнеллер, озабоченно почесав в затылке, шел к соседу по станку. «Дядя Вася, – говорил парнишка. – Ты вот погляди, дядя Вася, на эту штуковину!» А дяде Васе лет под шестьдесят, он, дядя Вася, он – потомственный рационализатор… «Молодца, Петька, – говорил дядя Вася. – Молодца! А ну, шпарь-ка со своей оправкой в БРИЗ!» И шел мой предшественник со своей скобой в бюро по рационализации и изобретательству, демонстрировал свою оправку и… В газетах о нем пишут! На Доске почета он висит! И уже ходит вокруг Петьки ваш брат-писатель, высматривая в нем черты для героя своей будущей книги… Все это было естественно, правильно, необходимо, но теперь-то, сегодня, мы понимаем, что эти события могли происходить только в условиях технически несовершенного производства.