Виль Липатов: Письма из Тольятти

…И вот мы приходим на ВАЗ рано, словно работаем на конвейере, и вот сидим на дерматиновом диване за пять-шесть минут до начала первой смены… Друзья-харьковчане еще не проснулись, по-прежнему похрапывают, Костя и Миша привычно ссорятся над шахматами, но уже в цехе-гиганте произошли заметные изменения; зафиксировав их, выколотил о каблук выкуренную трубку Слава Меньшиков, надела – чуток набекрень и лихо – свою необычную шляпу Галина Чистова, Папуля прохаживается вдоль конвейера шагом ротного командира, мастер Юрий Семенович (ему всего двадцать пять, он, как видите, моложе Папули) шагает с ним рядом, чуточку отставая и как-то забавно кренясь набок. Мастер и Папуля, как повсеместно выражаются на ВАЗе, «создают производственную обстановку», то есть проверяют наличие инструмента и комплектность деталей, из которых предстоит собирать автомобили; лица у них серьезные, даже суровые, как у хирургов перед сложнейшей операцией.

Пахнет в цехе не то ацетиленом, не то специальной краской; к этому запаху примешивается специфический вазовский запах, доселе нам неведомый; сквозь прозрачный синтетический потолок пробивается радужный свет; уже бегут по «проспектам» и «улицам» цеховой громады автопогрузчики и рабочие «Жигули», уже на невзрачном перекрестке переругиваются два водителя, один из которых первым сделал поворот, хотя имел помеху справа; и уже в абстракционистском разноцветье и сложности конвейера движется, разговаривает, смеется и гневается Его Величество рабочий класс, пришедший на завод в гомерическом количестве: несколько тысяч одновременно. И уже слабенько потрескивают куда-то тщательно запрятанные радиодинамики.

– Будите болельщиков-бильярдистов! – сурово приказывает Папуля. – Черти окаянные, опять наверняка не позавтракали… Будите, будите, не церемоньтесь…

На расталкивание харьковчан уходит целая минута, они наконец продирают удивленные глаза: «Где это мы? Почему?» – затем на заспанных, измятых лицах появляется нечто осмысленное: «Ах, да! Начинается рабочий день!»

Бородатый здоровяк Слава Меньшиков носит чуточку торжественное звание «дефектчик», возле него уже щебечет крошечная девушка из отдела технического контроля – существо в бригаде постороннее и, по мысли администрации бригады, враждебно-чуждое, хотя – вот она, жизнь! – по серым глазам контролера Веры Федосеевой, техника-автомобилестроителя, ненависти и враждебности к дефектчику Славе Меньшикову и его друзьям не заметишь. Напротив, Вера старается заглянуть в невозмутимое лицо Славы и весело попискивает:

– А почему вы вчера не были на танцах, Вячеслав? Танцы выдались такие удачные, такие удачные, что… Просто не знаю, какие… Вы опять, наверное, сидели над своей противной теормеханикой?

– Опять! – с пустой трубкой в зубах, по-своему иронически отвечает Меньшиков. – Теормеханика – тот же сопромат. Сдашь – жениться можно…

– Жениться! Ах, ах, как вы смешно говорите, Вячеслав!

Между тем оживает и заводское радио – сначала слышен проверочный щелчок, потом бумажное шебуршанье, а уж затем бодрячок диктор начинает знакомое:

– Доброе утро, дорогие товарищи! Поздравляем с наступающим рабочим днем, желаем хорошего настроения, больших и радостных трудовых достижений.

Льется спокойная и приятная музыка, несколько секунд конвейер неподвижен, и члены бригады проделывают то, от чего мы ежедневно по утрам приходим в недоумение и восторг… Они становятся в кружок, голова к голове, то есть так, как это делают хоккеисты перед ответственным матчем, и что-то клятвенно шепчут, что-то полумистическое произносят, кого-то или что-то гипнотизируют… Беда в том, что нас в «хоккейный» кружок систематически не приглашают, а мы люди гордые – сами не лезем, а только со стороны наблюдаем за колдовски загадочным действом. Семидесяти секунд шептанья достаточно для того, чтобы прояснились лица друзей-харьковчан, шляпка на Галине Чистовой оказалась сидящей совсем набекрень; Неля Губанова – рабочая косточка – деловито хмурит рисованные брови, Слава Меньшиков прячет трубку в карман комбинезона, а контролер ОТК. Вера Федосеева достает что-то блестящее, стеклянно-металлическое, ясно приспособленное для проверок, контроля и устрашения. С мастером Юрием Семеновичем тоже произошла перемена – все заняли законные на сегодня рабочие места, а он, напротив, сел за шахматный столик и неторопливо расставил смешанные обиженным Костей фигуры.