Фредрик Бакман: Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения

А вдруг один из шлангов — электрический шнур, и если его выдернуть, мама выключится, как лампа? Мама гладила Эльсу по голове.

— Мне тоже очень-очень-очень жалко, что ворс нас покинул, — сказала она.

Эльса долго сидела молча на краю кровати. Слезы на щеках высохли. Она думала о том, что пора придумать новый способ исчисления времени. Честно говоря, сказочные вечности стали какими-то ненадежными. Может быть, есть что-то попроще? Например, взмахи ресниц. Или взмахи крыльев колибри. Кто-то должен об этом подумать. Надо будет дома посмотреть в «Википедии».

Эльса посмотрела на маму. Мама выглядела счастливой. Эльса погладила ее по руке. Мама накрыла ее руку своей и не отпускала.

— Эльса, милая, я знаю, что я не безупречная мама.

Эльса прижалась лбом к маминому лбу.

— Не все должно быть безупречно, мам.

Они сидели так близко, что мамины слезы капали Эльсе на нос.

— Я много работаю. Я злилась на бабушку, что ее вечно нет дома, а теперь веду себя точно так же…

Эльса вытерла нос себе и маме гриффиндорским шарфом.

— Все в порядке, мам. Супергерои не безупречны.

Мама улыбнулась. Эльса тоже.

— Мам, можно у тебя кое-что спросить?

— Конечно.

— А что у меня от дедушки?

Вопрос застал маму врасплох. Так бывает с мамами, которые думают, будто могут заранее предусмотреть все вопросы своих детей, и вдруг понимают, что ошиблись. Эльса пожала плечами.

— Ну, понимаешь, я не такая, как все, — это я в бабушку. Я педант — в папу. Что такое педант, я знаю, уже смотрела в «Википедии», — это у меня тоже в папу. Он любит все проверять. Я со всеми ссорюсь — в бабушку. А в чем же тогда я в дедушку?

Мама задумалась. Эльса фыркнула носом.

— Бабушка никогда не рассказывала сказки о дедушке…

Мама взяла в ладони Эльсино лицо, а Эльса вытерла ей слезы гриффиндорским шарфом.

— Думаю, она рассказывала о дедушке, просто ты этого не замечала, — прошептала мама.

— Так что у меня от дедушки?

— Его смех.

Эльса втянула руки в свитер и повертела пустыми рукавами.

— Он много смеялся?

— Он смеялся всегда, не переставая. Поэтому он любил твою бабушку. Она всегда давала повод посмеяться. От души.

Эльса легла на кровать рядом с мамой и пролежала там по меньшей мере миллиард взмахов крыльев колибри. Сколько это на самом деле, сказать трудно. Все зависит от колибри.

— Все-таки бабушка никогда не была полной засранкой. Но в то же время нельзя сказать, что она совсем ею не была, — сказала Эльса.

Мама захохотала. Эльса тоже. Дедушкин смех. А потом они еще долго лежали и говорили про супергероев. Мама сказала, что теперь Эльса стала старшей сестрой, а малыши всегда боготворят старших сестер. Это дает очень большую власть. И суперсилу. Надо про это помнить.

— Когда у тебя много силы, то и ответственности тоже гораздо больше.

Эльса сразу же села в кровати и выпрямилась.

— Ты читала «Человека-паука»?

— Я смотрела в «Гугле», — гордо ответила мама.

Мамино лицо снова исказилось от чувства вины. Так бывает у мам, когда они вдруг вспоминают, что время идет, а главная тайна до сих пор не раскрыта.

— Эльса… милая… первое бабушкино письмо. Его получила не ты. Сначала было еще одно. Бабушка передала его мне. За день до смерти…

Вид у мамы был такой, будто она готовится прыгнуть в ледяную прорубь. Ей совершенно не хочется прыгать, но теперь уже поздно, ты стоишь на краю, все ждут, отступать нельзя. Вот такое лицо было у мамы. Чтобы понять это, нужно самому хоть раз оказаться на краю проруби перед прыжком.

Но Эльса только кивнула и беззаботно пожала плечами. И снисходительно потрепала маму по щеке, как треплют маленьких детей, которые по незнанию допустили оплошность.

— Знаю, мама. Знаю.

Мама глупо таращилась на Эльсу:

— Как? Откуда?

Эльса терпеливо вздохнула:

— Так и быть, расскажу. Догадалась я, правда, не сразу, но это все-таки не квантовая физика. Во-первых, бабушка не была настолько безответственной, чтобы отправить меня охотиться за сокровищами, не сказав об этом тебе. Во-вторых, только мы с тобой умеем водить «рено», ты же знаешь, он не такой, как все. Мне иногда приходилось вести его, пока бабушка ела кебаб, а тебе — когда она была подшофе. Значит, припарковать его на место Бритт-Мари мог только один из нас. И это была не я. Я не дурочка, считать умею.

Мама хохотала во все горло так долго, что Эльса всерьез забеспокоилась о колибри.

— Тебе известно, что ты самый ушлый ребенок на свете? — спросила мама.