Аманда Проуз - Дитя клевера

Джоан склонилась над дочерью, пытаясь помочь ей подняться с пола.

— Думаешь, я не страдала? Думаешь, мне приятно было видеть, что творилось в нашей семье? Разве о таком я мечтала? Разве так я представляла себе рождение нашего первого внука?

— Мама! Если человеческие страдания можно измерить с помощью какой-то шкалы, то не сомневайся, я получила по полной!

— Оставь ее в покое, Джоан! — Рег в бессильном гневе стиснул кулаки. — Взгляни на себя, Дот! — Дот подняла глаза на отца. — Ты законченная эгоистка, вот ты кто! С каких это пор все в этом доме должно крутиться вокруг тебя? Когда это ты вдруг стала самой важной персоной в нашей семье?

Ухватившись за стену, Дот поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост. Расправила пальто, отбросила волосы с лица.

— Попрошу впредь называть меня не Дот, а Кловер! Дот — это что-то такое мелкое и незначительное… А я уже состоявшийся человек. Я родила сына! И потому я значительна и даже великолепна!

С этими словами Дот развернулась и зашагала прочь из комнаты, поднялась по лестнице к себе в спальню и легла в кровать. Ее родители обменялись долгим взглядом. Они ничего не поняли. Разве что у их дочери действительно поехала крыша.

Прошло две недели после того приснопамятного семейного представления. Кажется, впервые за долгие месяцы и родители, и дочь открыто высказали все, что они думали друг о друге, сколь бы болезненным для всех это ни было. И, как ни странно, атмосфера в доме после озвученных вслух обид и упреков улучшилась и стала гораздо чище и спокойнее. Даже сам воздух в доме стал иным. Ушла свинцовая тяжесть, которая буквально душила всех троих своей недосказанностью. Но вот все обвинения сказаны, и жизнь покатилась дальше. Дот перестала с затравленным видом красться по дому, стараясь остаться незамеченной. Нет, она не стала прежней веселушкой-болтушкой Дот. Такой она уже никогда больше не будет. Все в ее поведении свидетельствовало о том, что она продолжает жить с тяжелым грузом на душе. Но после того как она выплеснула свое горе наружу, после того как она поведала всего лишь о части тех ужасов, через которые ее пришлось пройти в монастырском приюте, ей хоть и немного, но полегчало. То есть мало-помалу стали восстанавливаться некие формы и очертания былой семьи. Конечно, это была уже совсем другая семья, в сравнении с той, которая раньше обитала в доме номер тридцать восемь на Роупмейказ-Филдс. Но зато все они теперь отлично знали, сколь хрупкими могут быть родственные узы и как легко разорвать их навсегда. Кое-какой опыт из случившегося Дот для себя извлекла. Развеялись иллюзии юности… И главная из них, что родители — это ее верная и надежная опора в жизни, что они всегда будут рядом с нею и в любую минуту придут на помощь. Теперь она точно знала. Да, они будут, и они придут, но при условии, что она станет жить по их правилам, что она никогда не нарушит те неписаные законы, которые она не имела права нарушать. Дот искренне завидовала своей младшей сестренке. Ди все еще наивно верила в то, что ее мамочка и папочка могут все!

Дот проснулась от стука посуды на кухне. Выдвигались и задвигались ящики шкафов, хлопали дверцы навесных шкафчиков. Сунув ноги в шлепанцы, она заторопилась на кухню.

— Дот, пожалуйста, подай мне нашу парадную скатерть.

Джоан обратилась к дочери таким тоном, будто та не стоит перед ней еще в пижаме и со всклоченными волосами на голове, а все утро тоже хлопочет на кухне. Дот выдвинула один из ящиков буфета и извлекла из него льняную белую скатерть, обшитую кружевами. Обычно эту скатерть они постилали на Рождество, на дни рождения, на Пасху или в канун других больших праздников и всяких иных значительных событий семейной жизни. После чего скатерть кипятили, крахмалили, утюжили и снова отправляли в ящик буфета до следующего важного повода. Но что за повод случился сегодня? День как день… обычный воскресный день, 14 января 1962 года. Никаких знаменательных дат, ничего такого важного, что пришло бы на память.

Дот вручила скатерть матери.

— А зачем тебе парадная скатерть? И почему ты так рано накрываешь на стол?

Действительно, на часах было только одиннадцать утра.

— Папа пригласил на ленч одного своего друга. Вот я и стараюсь, чтобы все было как положено. Ты тоже ступай и приведи себя в порядок. И никаких несчастных физиономий и угрюмого молчания за столом! Договорились? Хочу, чтобы это был обычный воскресный ленч, приятный во всех отношениях.