— Я хочу что-то сказать тебе, — промолвила она. На его лице вдруг появилось тревожное выражение.
— Важное?
— Думаю, что да. Для меня.
— И что же?
— Короче… это о Билли Фосетте.
— А, старый козел. Не говори только, что он опять поднял голову.
— Нет. Он ушел. Исчез навсегда.
— А если подробнее?
— Ты был прав. Ты сказал, что мне нужен толчок, и это произошло. И все переменилось.
— Расскажи мне.
И она рассказала: об Элли и о злосчастном происшествии в кинотеатре; о том, как девушка сквозь слезы призналась во всем Уорренам и ей; о негодовании мистера Уоррена и об их визите в полицейский участок с целью возбудить дело против Билли Фосетта за непристойное поведение и приставание к девушке…
— На все потребовалась уйма времени: бюрократическая машина работает крайне медленно. Но дело сделано.
— Отлично! Давно было пора воздать по заслугам этой дряни. И что теперь?
— Думаю, дело будет рассматриваться на ближайшей сессии суда в Бодмине.
— А пока он мучается ожиданием. Страх не позволит ему теперь лапать девчонок.
— Это дало мне силу, вселило в меня уверенность. Я больше не боюсь.
Он улыбнулся:
— В таком случае…
Он положил руки ей на плечи и, подавшись вперед через разделяющее их небольшое пространство, поцеловал ее в губы. Нежный поцелуй, который тут же сделался страстным, но на этот раз она не пыталась отпрянуть, уклониться от Эдварда, потому что единственным ее желанием было угодить ему. Она раскрыла губы, и каждый нерв словно пронизал электрический ток, каждая клеточка тела вдруг переполнилась ощущением жизни.
Он встал, обнял ее, поднял на руки и уложил на топчан, где она сидела. А сам сел рядом, подложил ей под голову подушки, откинул волосы с ее лица и начал расстегивать перламутровые пуговки у нее на платье.
— Эдвард… — прошептала она чуть слышно.
— На этом любовь не кончается, это только начало любви…
— Я никогда…
— Я знаю. Зато со мной это было раньше, я научу тебя.
Он осторожно спустил с ее плеч платье, а потом и белые атласные бретельки ее лифчика, и она почувствовала, как ее обнаженной груди коснулся прохладный воздух. Он наклонил голову и зарылся лицом в лежавшую перед ним мягкую плоть. И ей ничуть не было страшно, наоборот, на нее снизошел покой и в то же время — накатило упоение; она взяла его голову в ладони и заглянула ему в лицо.
— Я люблю тебя, Эдвард. Хочу, чтобы ты знал это сейчас… А потом для слов не было уже ни времени, ни возможности, слова стали просто не нужны.
Жужжание. На этот раз не муха, а гигантский шмель, опьяненный нектаром. Джудит открыла глаза и стала смотреть, как он медленно ползет по узкому осмоленному потолку и наконец останавливается, добравшись до пыльного оконного стекла.
Она пошевелилась. Рядом на узком ложе лежал Эдвард, подложив руку под ее тело, ее голова покоилась на его плече. Она повернула голову — его блестящие глаза были открыты и пугающе близки, она даже могла разглядеть в радужной оболочке такое множество оттенков синего, как будто глядела на море.
Он спросил очень тихо, очень спокойно:
— Все хорошо? Она кивнула.
— Не чувствуешь себя разбитой, обиженной, израненной? Она покачала головой.
— Ты была необыкновенна.
Она улыбнулась.
— Как ты теперь себя чувствуешь?
— Тянет в сон.
Она положила руку на его обнаженную грудь, почувствовала ребра под упругой загорелой кожей. Спросила:
— Который час?
Он поднял руку и посмотрел на часы:
— Половина четвертого.
— Так поздно…
— Поздно для чего?
— Мне показалось, мы тут пробыли всего какое-то мгновение.
— Как любит говорить Мэри Милливей, когда приятно проводишь время, оно летит незаметно. — Он глубоко вздохнул. — Пожалуй, нам пора собираться. Нужно показаться на пляже, а то нас замучают двусмысленными вопросами.
— Да. Наверно. Я понимаю. Он поцеловал ее.
— Полежи еще немножко, у нас есть еще время. Подними-ка голову, я высвобожу руку… затекла.
Он высвободился и сел, повернувшись к ней спиной. Натянул рубашку, трусы, потом брюки; встав, заправил рубашку в брюки, застегнул молнию и пряжку ремня из переплетенных кожаных полосок. В саду за открытой дверью ветерок колыхал ветки яблонь, и на бревенчатых стенах домика дрожали тени. Джудит услышала пение дрозда, далекие крики чаек, издалека донеслось фырканье автомобиля, поднимающегося в гору из деревни. Эдвард вышел за дверь, выудил из кармана брюк сигареты и зажигалку. Джудит повернулась на бок и стала наблюдать за ним; закурив, он оперся плечом о деревянный столб маленькой террасы, и она подумала, что со спины он ни дать ни взять иллюстрация к какому-нибудь из малайских рассказов Сомерсета Моэма [67]. Слегка растрепанный, с босыми ногами и взъерошенными волосами, с наслаждением затягиваясь сигаретой, он смотрелся необычайно богемно. Так и кажется, что сейчас из джунглей (из сада) выйдет крадучись соблазнительная смуглянка в саронге и змеей скользнет к нему в объятия с любовным лепетом на устах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу