Виктор Пронин - Маленькие слабости

— А ты-то откуда все знаешь?

— В студию ходил. Да. Представился старым другом, что, в общем-то, соответствует действительности, предложил было на поруки взять... А там когда узнали, с чем я пришел, мне детектив этот и показали. Дедуля в главной роли. В итоге — с треском. Каково?!

— А я слышал, что он еще работал какое-то время на студии?

— Да, — подтвердил Еремей. — С полгода его держали из жалости. Потом он пошел в какой-то клуб детишек фотографии учить, но и оттуда вылетел. Не тому он, оказывается, детишек учил, не так, не на тех высоких примерах. В итоге стал Дедуля шофером. Но! Потерял прицеп с контейнерами и был отчислен по профнепригодности. Представляешь, поехал за грузом, а вернулся без прицепа, во дает, а?!

— И чем же кончилось?

— Треском, старик, опять треском! А как-то звонит... Ну, я, сам понимаешь, не мог отказать себе в удовольствии встретиться со старым другом. Встретились. Проводил его на вокзал, дождался отправления... Представляешь, до сих пор перед глазами: зарешеченное окно рефрижератора, а за грязным толстым стеклом маячит пухлая, несчастная, небритая физиономия нашего несравненного командора. Что творится с людьми, что творится! — Еремей покрутил соболезнующе головой, скорбно помолчал, вздохнул, выпустив большое розовое облако. — Ну, а сам-то как? Что-то ты бледноват... Не хвораешь? — спросил он, сочтя, видимо, печальную паузу вполне достаточной.

— Да ничего вроде, — смутился я. Не часто все-таки вот так твоим здоровьем интересуются.

— Бледноват ты, старик, надо бы тебе почаще на воздухе бывать. Точно не хвораешь? Смотри! А зарабатываешь как, хватает?

— Косо-криво, худо-бедно... — попробовал было я отшутиться, но Еремей со спокойной решительностью пресек мои попытки.

— Сколько? — спросил он твердо.

— Средняя по стране — как раз моя зарплата.

— Ты что, обалдел?! Это же не зарплата, это... Оплошал ты маленько, оплошал... Уж кто-кто, но ты... Прокололся где-то, проштрафился? Нет? Ну смотри... Да, а квартира? В порядке? Ты ведь когда-то в коммуналке жил? Выбрался? Ну, молоток! Вон Валик до сих пор по утрам очередь в клозет выстаивает... Как-то невтерпеж стало, двух бабуль отодвинул плечом и вошел. И дверь на крючок. Шуму было, господи! Бабули в товарищеский суд на него подали, представляешь? Хотел было Валик уклониться — не позволили. Чуть не силком притащили, каяться заставили! И это наш непреклонный Валик! Ладно, старик, пойдем, посмотришь на мою берлогу, на мою медведицу... Ты сам-то как, женат?

— Женат.

— Детишки есть?

— Есть.

— Мальчик? Девочка? — В голосе Еремея послышалось нетерпение и самую малость — раздражение.

— И мальчик, и девочка.

— Что-то, я смотрю, ты не очень разговорчив, а? — Еремей пристально посмотрел мне в глаза, словно желая убедиться в том, что я не скрываю от него ничего важного.

— Знаешь, хвалиться особенно нечем. Дети как дети. Тут я тебе не скажу ничего нового.

— Почему же, запросто можешь! — усмехнулся Еремей. — У меня-то детей нет... Все никак не соберемся. Да и не поздно ли собираться...

На автобусной остановке мы подошли к очереди, нагруженной сумками, раздутыми портфелями, мешками. Все терпеливо ждали момента, когда подойдет автобус, когда они смогут влезть в него, когда они смогут наконец перешагнуть порог своей квартиры, разомкнуть онемевшие пальцы и, выпустив ношу из рук, упасть на что-нибудь мягкое, перевести дух.

— Знаешь, — сказал Еремей, — пойдем пешком. Ну его к черту, этот автобус!

Отойдя от автобусной остановки, мы, не торопясь, двинулись к дому, где уже немало лет проживал мой старый друг Еремей. Мягко и сдержанно поскрипывал снег, а между новыми многоэтажными домами светило холодное закатное солнце, освещая воздух, дома, сугробы чистым розовым светом.

— Я смотрю, автобусная проблема наводит тебя на невеселые мысли, — сказал я.

— Проблемы — они и есть проблемы. Многие, правда, на них попросту плюют. Единственное, что могут себе позволить. Но большинство привыкает к проблеме, к любой, причем настолько, что и избавляться от нее не хочет. Как от старой, родной, милой сердцу бородавки на кончике носа. Нет, автобусные беды меня не волнуют. Пешком я добираюсь за десять минут, на автобусе — за пять. А если учесть ожидание, оборванные пуговицы, раздражительность, которая окружает тебя в автобусе со всех сторон... Нет, старик, нет. Скажи, я прав?

— На моей памяти ты всегда был прав. Даже когда это тебе вовсе не требовалось.

Еремей с подозрением посмотрел на меня, не зная, как отнестись к этим словам. Все-таки мы слишком долго не виделись, чтобы понимать друг друга с полуслова.