Антонио Редол: Поездка в Швейцарию

Баррос как-то странно на него посмотрел.

– Значит, тебя не только это интересует?

– Скажи, чего тебе надо? Или хочешь подраться со мной? Потерпи, сдачи я тебе не дам. Не сегодня, когда я тебе составляю компанию.

– Мне не надо ничьих услуг. Ты знаешь, что я не люблю одолжений.

Одним глотком он допил свой стакан, еще раз его наполнил и снова выпил с тем же раздражением. Затем поднялся, опрокинув стул.

– Мне надоело, мне надоело все это! Даже Швейцария. Я уже не могу вас слышать с этой ерундой. Мне это все осточертело. То, что ты любишь, появляется лишь в консервных банках. Все законсервировано, даже женщины. И мы должны гнить здесь, чтобы заработать. Отказываешься от жизни из-за пенсии, которую получаешь чаще всего, лишь когда сгниваешь.

– Ты болен…

– Это раньше я болел. А сейчас нет. Я дрянь, но мне надоело все это.

– Сходи к Альбине.

– Я тебе уже сказал, что сегодня ночью не могу. Приехали типы из глубинки, понимаешь? К тому же я не нуждаюсь в твоих советах… И ты меня не карауль…

Баррос встал в раздражении.

– Это ты мне говоришь?

– Кажется, здесь больше никого нет.

– Почему бы тебе не поговорить с Педро Алешандрино [6]? Да, с памятником Педро Алешандрино? Не знаешь, где он стоит? Там, рядом с почтой… Так что с ним разговаривай.

Фрейтас пришел в себя и пробормотал извинение, затем подошел к окну, и Баррос увидел, что у того дрожат колени, он свесился над балконом, втянув голову в плечи, словно хотел спрятать ее.

В овраге залаяла собака. Она, должно быть, лаяла на выплывшую луну, округлую, словно пробоина в небе.

– Побереги свои нервы.

– Я же попросил у тебя прощения, – сказал уныло Фрейтас.

– Ты знаешь, что я твой друг… У тебя ведь нет ко мне претензий?

– Нет, если бы не поездка в Швейцарию… Фрейтас отвернулся. Его глаза заблестели.

Баррос его не понял. Он погладил подбородок и пригубил свое вино, посмотрев его на свет, перед тем как опрокинуть весь стакан.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Никто не заставляет тебя ехать… Если предпочтешь Париж, пожалуйста! Поезжай, куда тебе захочется. Я не командую тобой… И никем не командую. Я вспомнил о Швейцарии и что?! Поэтому ты думаешь обо мне плохо? Я бы хотел поехать вместе с вами, но если вы не захотите ехать, то что я могу поделать?

И улыбнулся, подходя к окну.

– Конечно, в Париже веселее. Но, ты знаешь… Наверное, это блажь, у каждого из нас свои странности. Я никогда не видел озера, окруженного горами, со снежными вершинами, и хотел бы проплыть по нему. Это блажь! Конечно, у каждого из нас своя… Повернувшись к ночи, Фрейтас сказал:

– Мне это все обойдется дешевле. В субботу… остается немного…

Уловив, что голос друга прерывается, Баррос взял его за плечи. Тот рванулся всем телом, но Баррос повернул его к себе, пристально глядя на него.

– Что с тобой? Говори! Что – в субботу! Что будет в субботу?

И он не давал опустить ему голову, придерживая его за подбородок.

– Так что же будет в субботу?

– Ревизия… Теперь понимаешь?

– А при чем тут ты?

Хотя Баррос и задал этот вопрос, он уже начал догадываться, в чем дело, когда товарищ отошел от него к окну. Хотелось во всем удостовериться самому, было просто необходимо, чтобы Фрейтас рассказал, что происходит, по крайней мере нужно было, чтобы он смог признаться Барросу: вдруг он сможет еще что-то для него сделать, иначе какие же они друзья? У Барроса еще оставались некоторые сомнения, не хотелось верить этому, наверное, чтобы не переживать так за оплошность Фрейтаса, который по сути своей всегда был хлюпиком, а не ловкачом, каким ему всегда хотелось казаться. Но почему он ничего не сказал? Пусть бы сказал что угодно – это из-за Альбины, из-за тебя и твоей проклятой идеи о поездке в Швейцарию, мне не хотелось, чтобы вы поняли, что я не могу скопить денег, и я играл в лотерею, которая разыгрывалась в Лиссабоне, чтобы выиграть «по-крупному», и проиграл, а в субботу приезжает ревизия, и какой отчет я им дам?

– Но что произошло, Фрейтас? Выкладывай, скажи что-нибудь… Ты ведь знаешь, что я твой друг…

– Какой мне прок сейчас от всего этого? – ответил тот прерывистым голосом.

Баррос протянул руку, чтобы приободрить Фрейтаса, но ему вдруг стало неловко, он не терпел пустых слов и заметался по комнате, словно за ним гнались с кнутом: ему стыдно было смотреть на товарища, и он не мог вспоминать об этих разноцветных листах, присланных из бюро путешествий, которые сам расклеил на стене. (За двадцатидневный отпуск – и занятия спортом, и воздушные процедуры на высоте от 375 до 2000 метров, и плавание по озерам, Швейцарская Ривьера, Монтре, Веве, Виллар…)