Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

– Перекличка по видам оружия! Начинают каменщики Арделяну!

И солдаты начинают:

– Арделяну Ион, Арад… Аугустин Михай, Васлуй… Барбу Георге, Вылча… Карп Пуйу, Васлуй… Бэлан Николае, Вылча… Корчовей Константин, Васлуй… Хёнигеш Иосиф, Арад… Хён Франчиск Вальтер, Арад… Иосиф Дэнуц, Васлуй… Идву Константин, Вылча… Мунтяну Виктор, Васлуй… Мария Георге, Вылча… Лела Георге, Васлуй… Някшу Георге, Вылча… Олару Константин, Васлуй… Пэтрашку Георге, Вылча… Предоанэ Георге, Вылча… Серос Николае, Васлуй… Симион Александру, Вылча…

Тысячи солдат-резервистов образовали строй – огромный полукруг, концы которого упираются в боковые границы стадиона. Под горячим мартовским солнцем гражданские, которые должны бы работать наверху, на стройке, играют, как обычно, в футбол, и их игра происходит как раз перед строем нашей части, и на мгновение я испытываю странное ощущение, что нас созвали сюда, чтобы мы следили, как зрители, за их игрой. За моей спиной перекличка по видам оружия закончилась. Каменщики выполнили явку, и я произношу, не оборачиваясь:

– Слесаря!

– Бурэц Ион, Караш-Северин… Кучуряну Ион, Караш-Северин… Кырстя Георге, Олт… Дрэгич Александру, Олт… Матей Георге, Олт… Никола Ион, Олт… Надь Александру, Бистрица-Нэсэуд… Сурчел Илие, Олт… Стэной Мариан, Хунедоарэ… Влад Петру, Караш-Северин…

– Сварщики!

– Боштинэ Георге, Мехединци… Тиниш Траян, Бистрица… Гынж Аурел, Бистрица… Модылкэ Стан, Мехединци… Понци Гаврил…

Игра в футбол обострилась, и в какой-то момент так получилось, что после мощного удара мяч попадает в командира части – в полковника Сырдэ, сбивая с него фуражку. Полковник, находясь на краю площадки среди штабных офицеров, бросается за фуражкой, поднимает ее и быстро напяливает на голову, не говоря ни слова. Не могу подавить в себе улыбку.

Капитан Мэркучану проходит мимо нас и направляется к командиру, но в момент, когда он пересекает игровую площадку, находящуюся между Сырдэ и строем, игроки и гражданские, которые находятся на поле, начинают нервно свистеть, делают ему знаки руками и кричат Мэркучану, чтобы он ушел с поля. Один цыган в коротких грязных штанах, которые больше похожи на кальсоны, берет мяч под мышку и издали начинает орать на огромного Мэркучану, который на полметра выше его: «Алле! Ты, в фуражке, отойди же в сторону, ну!»

Мэркучану останавливается, поворачивается и ищет глазами на трибунах, не очень хорошо понимая, откуда доносятся крики, потом опускает взгляд ниже и кричит изумленно: «Это ты мне?» Но гвалт, шиканье и свист гражданских становится еще сильнее. Побелев, как мел, от раздражения, капитан возвращается к нам в роту и говорит: «Вы видали, а? Вы видали, а?» Потом устраивается немного правее, а я громко кричу в теплый полдень, по-прежнему не оборачиваясь:

– Бетонщики!

И военные за моей спиной начинают:

– Горган Янош, Хунедоарэ… Маркиш Аугустин, Клуж… Молдован Иоан, Клуж… Менчиу Некулай, Хунедоарэ… Ницэ Георге, Вылча… Петрик Валентин, Клуж… Параскив Костикэ, Хунедоарэ… Раду Костикэ, Васлуй… Винезе Штефан, Клуж… Ванча Георге, Хунедоарэ…

На поле игра входит в решающую стадию, и тот же карлик-цыган, чернявый, приближается с тем же мячом под мышкой, в тех же грязных трусах, и, почесывая рукой у себя между ног, кричит начальнику штаба нахальным, как бы нервным тоном:

– Господин полковник, вы что, не можете найти себе другое место для сбора или хотя бы отойти на несколько метров дальше? Вы нам мешаете, ей-ей!

С потрясающей реакцией, как будто он получил приказ от самого министра обороны, полковник Сырдэ подскакивает и кричит в нашу сторону:

– Внимание! Всем десять шагов назад до задней ограды! Выполнять!

Темнолицый карлик, подняв правую руку, делает нам знак, чтобы мы сделали еще несколько шагов и отступили на еще большее расстояние, чем сказал командир части. Весь строй отступает. Командир части говорит ему: «Так нормально?»

Офицеры в строю ухмыляются с издевкой. Мэркучану снял с головы фуражку, проводит левой рукой по волосам, чтобы скрыть свое изумление, и бормочет себе под нос: «Эх, братцы, это уже не армия, ребята».

А я поворачиваюсь и приближаюсь к взводу:

– Я не слышал голосочки пятерых из вас, когда вы выкрикивали свои имена! Вместо них говорил кто-то другой! Сколько отсутствуют, Арделяну?

– Да… сколько вы сказали? Пять. Их отпустил инженер…

– Они поехали домой?

– Ну…

Мэркучану приближается ко мне со списком явки, положенным поверх полевой сумки. Мы смотрим друг другу в глаза и с бесшабашностью, граничащей с безумием, подписываем – и я, и он – бумагу с ежедневной ситуацией: «Заявляем под нашу собственную ответственность, что 22 марта 1989 г. у нас не было ни одного отсутствующего без уважительных причин и подразделения были в полном составе».