Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

Куда делся народ Кошбука, куда исчезли его крестьяне, чистые душой? О, Ребряну [51] Ливиу Ребряну (Rebreanu; 1885–1944) – прозаик, драматург, общественный деятель ( прим. ред. ). был бóльший пророк, чем Исайя и Иеремия! Мы являемся не чем иным, как внуками склеротичного Иона из Припаса [52] Речь идет о главном герое «крестьянского» романа Л. Ребряну «Ион» (1920), потерявшего человеческий облик, будучи одержимым «властью земли». . Разве не происходят все наши командиры отсюда? Разве не заявляют они горячо о своем здоровом, чисто рабоче-крестьянском происхождении – все эти ликсандрымихаилы, которые орут на нас и стучат кулаком по столу – все эти шошуджордже, нягои, и матеи, и блэдулешты, и богданы, и все наши циничные угнетатели, которые держат нас в казарменном рабстве, а мы разве не говорим, как и они, что мы вышли из народа? Насколько же все мы прокляты? Может ли кто-нибудь быть спасен?

Я направляюсь через этот хаос к выходу из холла. Два резервиста, стоящие у одной из дверей, отдают мне честь. Я останавливаюсь и тоже отдаю честь, машинально. Я приближаюсь к ним и внимательно всматриваюсь в них. Глаза у них ясные, не замутненные выпивкой. Они медленно выпрямляют руки вдоль тела, становясь в стойку «смирно». Я нахожусь где-то на четвертом этаже, а эти двое стоят у двери комнаты, как странные часовые. Заинтересовавшись, я приближаюсь к ним и берусь на ручку двери. За дверью не слышатся ни воя, ни звона разбитых бутылок, ни сотрясения пола от плясок. Эти двое не делают ни движения, чтобы меня остановить, и стоят неподвижно, как статуи. Нажимаю быстро на ручку, открываю дверь и вхожу.

В тесной комнате собрались более тридцати резервистов. Часть из них стоят на коленях на полу, а те, кому не хватило места на полу, – возле кроватей, спиной к двери и лицом к задней стене помещения, к тому месту, где один человек держит в руке книгу. Все они без головных уборов, и мне кажется, что среди них я вижу и двоих из моего взвода, но не уверен в этом, потому что не могу слишком хорошо разглядеть их, смешавшихся с другими. В тишине, царящей здесь, мне кажется, что я попал словно в другой мир. При моем появлении все поднимаются на ноги, но я машинально произношу: «Продолжайте!» Как будто здесь часовня, и как будто идет служба. Я вспоминаю, что через несколько дней Рождество, праздник Рождества Господня. Люди снова становятся на колени, и мужчина с книгой в руке переворачивает страницу и читает медленно, глубоким голосом:

– «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн…» ( Иоанн, 1, 6 ).

Останавливает чтение. Мой взгляд скользит через головы людей и встречается с его взглядом. Мужчина продолжает:

– Слава Тебе, Боже наш, чье Слово стало плотию и обитало с нами!

– Аминь, – отвечают все.

И проповедь продолжается. Человек говорит медленно, и слова его звучат спокойно; я испытываю чувства, противоположные тем, что пережил только что; оказывается, посреди этого хаотического мира, который гудит вокруг меня, существует островок тишины, оазис, в котором возможно спасение и избавление от погибели, и, кажется, в ушах у меня звучит старейший вопрос Авраама: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?» ( Бытие, 18, 23 ).

Остаться или уйти? Я присутствую на баптистской службе, и если кто-нибудь видел, как я входил сюда, наверняка у меня будут большие неприятности, потому что в армии вера так же подвергается гонениям, как в первые века христианства. Решаю еще остаться. Время от времени люди встают с колен. К моему удивлению, я вижу здесь моего бывшего солдата из другой партии резервистов, Кристя Георге из Алба Юлия, но его улыбающееся лицо меня успокаивает.

– Георге, – шепчу я ему, – когда все закончится, скажи человеку, который говорит, что я его лично благодарю за то, что он делает, и за то, что сохраняет здесь спокойную атмосферу.

– Оставайтесь, господин лейтенант. Не выходите наружу. Там погибель! Не уходите!

– Я должен уйти.

Выхожу. Спускаюсь по лестнице. На первом этаже, наполовину заполненном солдатами моего взвода, слышу ругательства и вижу потасовки. Здесь много резервистов, которых я не знаю. Вхожу в комнату дежурного офицера, куда проникли несколько пьяных солдат, которые меня ждут. Среди них и два венгра. Смотрю на них, удивленный их дерзостью. Один из них – тот, что в холле второго этажа расстегивал штаны и пытался мочиться. Дышит тяжело, с затаенной ненавистью. Смотрю на них и спрашиваю: