Иоан Поппа - Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа

– Мы из тебя душу вынем!

– И что же вы стоите, – воплю я. – Погасите спички и фонари! Такие вещи не делаются при свете! Думаете, мне страшно? Давай! Кто начнет? Можете напасть на меня сразу несколько, чтоб вернее было.

Наступает молчание. Издали доносится гул города, погруженного в ночь.

– Или, может, ограничитесь только дракой? Сможете рассказать потом внукам, когда будете стариками, как вы избили офицера, вашего командира взвода! Эх, другие воевали на войне, им есть что рассказать, а вы… Хотя бы это…

Никто больше не издает ни звука. Дружок Попова сделал несколько шагов назад и скрылся в толпе, оставив его одного. Попов ослабил хватку на моем воротнике и встряхивает головой, борясь с опьянением, которое охватило его мозг, и на какое-то мгновение, самым необъяснимым и парадоксальным образом, я чувствую, что мне жаль его. Вдруг он резко отпускает меня и отступает на шаг. Очумело озирается вокруг, потом смотрит на меня:

– Да, страшная вещь – ракия! – говорю я. – Посмотрите на себя, как из нормальных людей вы превращаетесь в отпетых дебоширов и разбойников… Вы же пропили свои мозги!

– Но почему вы нас оскорбляете, товарищ лейтенант? Почему вы нас обзываете дебоширами и разбойниками? – раздается вдруг писклявый голос Уритока, подстрекателя из Лугожа.

– Потому что у тебя нож в руке, Уриток, и ты его направляешь в мою сторону. Уриток, никогда не смей мне больше говорить «товарищ»! Мы с тобой не товарищи!

На шоссе появляется свет. Наконец подходят машины! Ужасная давка возникает перед ними и прежде всего перед дверьми, которые должны открыться. Вдруг в свете фар я вижу Вырбана и Лупеша, старших лейтенантов, которые предупредили, что проучат меня. Следовательно, эти двое были все время здесь. Они были свидетелями, но не вмешались. Лупеш подходит ко мне:

– Что-то случилось, Пóра?

– Нет. Абсолютно ничего, товарищ старший лейтенант. А почему вы спрашиваете?

– Да… так… Мне показалось, что… Ну, я тоже поехал! Привет!

Смотрю, как он исчезает в ночи. Сажусь в автобус, который тяжело набирает скорость, выходит к станции «Героев» и выезжает на набережную Дымбовицы. На сиденьях у окна солдаты, окосевшие от выпивки, напевают вполголоса:

А хор других горлопанит так, что, кажется, автобус разлетится на части:

– Даешь увольне-е-е-ние! Долой АПЖ!

На казарменном жаргоне «АПЖ» означает «армия пожизненно». Апэжисты – это мы, кадровые офицеры. Все же почему происходят подобные вещи? Колонию, где мы проживаем свою жизнь вдали от мира, охватило отчуждение, и впервые у меня появилось предчувствие, что где-то, вне нашего мира, происходят вещи, которые странно влияют на нас – так, как в теориях квантовой физики изменение субатомной частицы на краю Вселенной автоматически изменяет частицу на другом краю Вселенной. Я больше не был лейтенантом. Я был котом Шрёдингера, живым и мертвым одновременно, жил в своем ящике рядом с ампулой цианистого калия и ждал падения молотка, чтобы умереть, или открытия крышки, чтобы быть спасенным. Будет ли поднята когда-нибудь крышка моего ящика?

Мы доехали до Витана III, в спальный квартал, во 2-ю Колонию. Тысячи солдат заполняют территорию и спешат к цыганкам и цыганам, которые продают им сигареты и выпивку по спекулятивным ценам. Лишь Бог один знает, что это за выпивка. Возможно, такая, которая отнимает мозги, как она их отняла у Попова.

Размещаю людей в тесных спальнях, где спят по десять человек в каждой. Лица у них осунувшиеся и землистого цвета. У пьяных вид еще более жалкий. В одной из спален другого взвода Попов лежит в бесчувствии, рухнув на кровать, с ногами, свисающими вниз. Мне становится его жаль при виде того, как он мучительно спит. Поднимаю ему ноги на кровать и выхожу. Господи! Как все грустно!

По холлу этажа проходят солдаты, офицеры, младшие офицеры. Люди готовятся ко сну, спешат помыться и прибрать свои вещи в комнатах. В конце холла стоят несколько капитанов, лейтенантов и младших офицеров, которые курят, а на другом конце – только лейтенант Ленц. Я направляюсь к нему и прошу у него сигарету.

– Я слышал, что у тебя случилось с резервистами, – говорит он. – Мне повезло. Я уехал с первой партией автобусов.

– Ленц, это очень странно, – говорю я. – Эти люди как будто взбесились. Тебе не кажется?

– Ну… Если ты начинаешь сводить с ума взводы, меняя у них офицеров, то тогда…

– Да, но не только это. С ними происходит что-то странное, ей-ей. Что-то, о чем мы не знаем… Слышь, расскажу тебе одну вещь…