Николай Шипилов - Псаломщик

– У меня? Да мне бы, Петя, лошадку пегонькую, да тележку легонькую!

– Ну вот, даст Бог – куплю вам «пассат» с таких-то заработков! С нашей статистикой выморочности – нехай «пассат» дует!

– Даешь храму десятину, Петр Николаевич, и то – хлеб… А мне от тебя – и без того радость! Хоть ты и горячий, а душа у тебя чистая… Не прикидывайся, скоморох!

– Куда-а-а там душа! Что это за душа, которая в присутствии доброго пастыря курить хочет! А вы, батюшка, белорус, чай?

– Я православный русак родом из-под Гродно. Когда Русь-то крестил, Петя, святой благоверный наш князь Владимир? Во-о-она когда! Еще не было ни Беларуси, ни Украины, ни России – была Русь…

– Жаль, нас с вами, батюшка, там не было! – подначиваю я. – Хотя вы-то, может, уже и были!

– Ой, Петя! Грех с тобой один! Вот ты мне скажи: ты в политике-то за кого воевал? За левых или за правых?

– Я, батюшка, не Чапаев, чтобы всё вам показать на картошке, а потому я вам, батюшка, загану загадку. Можно?

– С Богом!

– Один, батюшка, русский ученый стал изучать арабский язык. А там, как вы знаете, читают справа налево! У нас же – наоборот: слева направо. И случилось непоправимое. Что?

– Принял магометанство, басурман?

– Нет, батюшка. Теперь он полиглот. Читает на всех языках, но только посередине. Весь дурдом со смеху умирает!

Стало хватать времени жить.

Оно, время, уплотняется, как вата, когда мертвых по три раза на день видишь еще на этом берегу. Вот и нынче отмахал я ночной степью да на больных ногах верст уже двенадцать. Даст Бог, не заплутаю.

Ни огонька, словно вся степь изготовилась к налету ночных стратегических бомбардировщиков. И пока лунный свет не отключили, хорошо в пути поговорить самому с собой, чтоб звери боялись и дети смеялись.

Иду и вспоминаю вчерашний день, когда я, в который уже раз, мог последовать за большинством народа.

Предвыборные кампании шли по стране, как мировая революция имени Троцкого по планете.

В деревню Кронштадтский Сон приехал, а точнее – прибыл, вор Чимба, анархист по всем ухваткам. Он не был обуян тоской по малой родине, но здесь некогда жила его честная бабушка-трактористка. Он «перетер с кем надо» и решил выставиться в депутаты Краевой думы от родного районного центра. Впрочем, родным ему и населенным, да еще и пунктом, деревню Кронштадтский Сон нынче можно назвать с большим риском быть правильно понятым. Не поняты?м, а по?нятым.

По бумагам проживало здесь двести сорок семь человеческих душ. Сколько из них мертвых – знать забудь. Все они – лохи. А этому Чимбе, как и Чичикову, все равно: живые ли, мертвые ли они. Есть на бумаге с гербами – стало быть, вечно жив человек, можно его в банк закладывать. В этих бумагах до сих пор числятся несколько поселков, где на месте домов давно растут русские деликатесы – крапива с лебедой.

Но закрыть эти осиянные латунной, холодной луной пустыри власти не могут. Оттого, что множество из тех, кто уехали дорогами русского кочевья в направлении счастья, имеют здешнюю прописку – иначе бомж.

Клуб сгорел. В школе снегом продавило крышу, и местные зимогоры растащили стропила с обрешеткой на дрова.

Позже я узнал подробности визита Чимбы.

Он прикатил со своими ворами и быстро собрал насельников Кронштадтского Сна на деревенском «точке» 6, где в детские его годы было «тырло» – обсиженный молодью пятачок земли для вечерних посиделок.

– Давно хотел спросить: почему эту деревню назвали Кронштадтский Сон? – живо, пока еще, интересовался молоденький пресс-секретарь Чимбы, имевший неуловимо дымчатый облик в своих дымчатых же очках. Казалось, сними с него, как с Гриффитса, очки и модную упаковку – он станет невидимкой.

– Чо мне ее, родину, в натуре перекликивать? – озадачился Чимба, читая черновик своей речи. – Я чо: Миклуха энд Маклай? Деревня и деревня! Тюрьма же, прикинь, есть – Матросская Тишина. Атас, кича! А у нас – Кронштадтский Сон, прикинь… Что это у тебя тут написано: «…история се?ла»? Как это историю могут посадить?

Пресс-малый пояснил, что речь идет о селе?, а не о прокуратуре, и сообщил, что народ пришел подивиться на знатного земляка. Чимба вышел к народу, надел на нос очки без диоптрий – такой ему затеяли имидж.

– Здорово, народ мой! – «возгласил Чимба в «матюгальник». Его воры сделали глаза как у хороших мальчиков. Младшая группа камеры предварительного заключения. – Мне, нах, приятно видеть всех вас в добром здравии!

– Ково? – переспросила бабушка Нюся. Она была кавалером ордена Материнской Славы второй степени и курила трубку, потому что была селькупкой. «Ково» в Сибири – это все равно, что «повторите, не понял» в Кремле. То есть она не расслышала слов оратора.