Канта Ибрагимов - Стигал

До нашей пожарки ехать всего минут пять, но мне показалось целую вечность – до того страх от этих руин, разбитых улиц, от этого беспросветного мрака. Как-то доехал, а наши пожарные мне даже ворота открывать боятся, вдруг за мной кто ворвется. Вот такие были времена. Начальник пожарной службы на месте; признался, что телефон специально отключил, и также прямо говорит:

– Никто ночью туда не поедет. Мы и не знаем, как туда ехать.

– Я дорогу покажу.

– Вот утром и покажешь.

– Мне приказано срочно пожар ликвидировать, – почти кричу я. – И вы должны потушить!

– Не шуми. Во-первых, есть предписание – ночью не покидать часть. А во-вторых, как мы можем этих ребят на такой риск послать… Сам знаешь, что творится. Тут и днем выйти боишься. А ночью – и те, и эти бабахнут, и фамилию не спросят. Умереть за эти гроши?

– Кто-то умирает и погибает и без грошей, – злобно выдал я.

– Да, – после некоторой паузы сказал начальник пожарки, – ты, наверное, имеешь в виду своего сына.

– Замолкни! – вскипел я.

– Я-то замолкну и даже прощения попрошу, – он сделал шаг назад. – Но знаешь, если я сейчас поеду тушить пожар, то не исключено, что именно твой сын меня и убьет.

– Не велика будет потеря, – злобно процедил я и приказал. – Открой ворота.

– Ты что?! – бросился пожарный ко мне. – Раз рискнул, пронесло. Ради чего? Ведь ночь, всюду стреляют… Ну, извини. Переночуй, а утром разберемся.

– Открывай! – жестко повторил я.

Такой был страх, и это повсеместно, время такое, поэтому автоматические ворота чуть приоткрыли, так, чтобы я лишь бочком протиснулся, и не успел я пройти, как тут же ворота закрылись, и я услышал вслед:

– Береги тебя Бог… Прости.

Я не ответил. Почему-то встал как вкопанный. На душе очень скверно. В этом почти мертвом городе – гробовая, давящая тишина, и я даже слышу бой своего рассерженного сердца. А ведь этот пожарный в чем-то прав. И может случится так, что мой сын случайно убьет и меня… А случайно ли?

Моя машина метрах в пятидесяти, за железобетонными блоками, так требует безопасность. И если от нее ранее я к воротам почти бежал, то теперь пошел очень медленно, с неким вызовом, злобно и уверенно. Я даже не знаю, как меня заклинило. Поехал бы в контору, а там вновь эти звонки – «Что сделал? Сделай!», и я машинально и уверенно повернул машину в другую сторону, в сторону своего УБР. Я не думал о пожаре. Я даже не представлял, что доеду туда, но я ехал. Ехал по городу-призраку, включив дальний свет, и мне казалось, что я, как ребенок, играю в какую-то кошмарную компьютерную игру. Лишь подъехав к первому блокпосту, я вернулся в реальность. Здесь горят прожектора, но никого нет, все замуровались за железобетоном и броней. Так же я проехал еще один блокпост – островок света. На краю города последний блокпост, но я почему-то решил его объехать – это уже родные места; я выехал за город, дорога пошла в гору, тут уже почище, всюду обильный снег, колеи почти не видно – редко ходят машины, но я эту дорогу прекрасно помню. Вот еще один крутой поворот, подъем, и даже глазам стало больно – до того ослепительно яркий огонь, словно извержение вулкана. Зрелище бесподобное! Словно бунт природы. Стихия восстала! И хочется смотреть, и хочется от этой ярости бежать. И, как ни странно, что-то подобное кипит, горит и внутри меня. И раз я уже здесь, то надо хотя бы приблизиться и посмотреть, что происходит конкретно, тем более что это моя обязанность. Я включил все рычаги блокираторов, пониженную передачу и, свернув с дороги, прямо по заснеженному склону горы поехал к огню. Метрах в ста от очага я остановился. Вышел. От этой мощи – необъяснимый страх и восхищение. Даже на таком расстоянии чувствуется обжигающий жар, словно из печи, и ярко как днем. Я здесь все знаю, можно сказать, наизусть, и вижу, что, как назло, попадание в самое нефтеносное место. Здесь нефть самотеком идет. Но хорошо, что снаряд попал не конкретно в буровую и скважину, а в отходящую трубу. Между очагом и буровой метров пятьдесят. Если я смогу заглушить кран скважины, то это почти что победа. Я побежал к буровой установке.

Все описать невозможно, да я и не помню, просто все делалось машинально, а мозг и все остальное во мне здесь словно расплавилось. Ни в какой бане так не бывает, только, может быть, в доменной печи или в аду. Однако это и помогло. Ибо проржавевшие и промерзшие краны я бы просто так не закрутил. А тут все нагрелось, почти накалилось, аж перчатки тлеют – закрутил я кран, весь поток перекрыл. Побежал обратно к машине. В тот момент я знал, что сделал нужное и доброе дело. И хотя это никто не оценит, но я был горд – хотя бы немного уберег экологию и здоровье еще живущих здесь людей. Теперь я мог ехать в контору и сделать доклад. С таким жизнеутверждающим чувством я сел в машину, завел мотор и, как здесь положено, сразу же заблокировал двери. И только когда пристегивал ремень безопасности, понял, что на мне нет толстой зимней куртки, она осталась у буровой, и шапки нет, а главное – все мои документы тоже там. Бежать вновь в это пекло – невыносимо. С другой стороны, без документов здесь жизни нет. Буквально на мгновение я замешкался и словно боковым зрением увидел, как к машине стремительно приближаются какие-то тени. Первая мысль, что это стая голодных волков. Но вот дернули мою дверь – заперта. И без слов – удар прикладом в боковое стекло: мою щеку обожгло осколками. Наглая, холодная рука ловко и дерзко изнутри разблокировала мою дверь, рванула за шиворот, ремень безопасности меня удержал. Тут же, прямо у самого уха леденящий свист ножа, ремень словно простонал, вот теперь меня вышвырнули в сугроб. Скажу честно, от внезапности и испуга я даже сопротивляться не мог и не посмел бы – такую я почувствовал хищную хватку, которая не пощадит, клацнет зубами, заживо загрызет. Такой голод, беспощадность и отрешенность в блеске взбешенных глаз и холод кинжала у горла: