Роберт Уоррен - Приди в зеленый дол

Сидя теперь за столом, вновь и вновь переживая эту сцену, Анджело не замечал ничего вокруг, потому что все остальное перестало существовать. Они вошли в коровник — он и эта девушка — и пробыли там так долго, что, когда вышли, уже начинало темнеть. А теперь он сидел за столом и снова грезил о ней.

Вот она стоит возле ручья, текущего из каменной стены.

Она говорит:

— Та песня… которую ты тогда пел в лесу… она…

Не дослушав, Анджело поднимает голову и начинает петь в уже сгустившихся сумерках.

— Да, эта, — говорит она. — Про что она?

С минуту он размышляет. Потом говорит:

— Мужчина поёт песню. Он говорит, у него есть cortile, двор. И роза, но никто не тронь её: она la mia, моя.

— La mia, — повторяет она.

— Да, — говорит он. — Моя. Моя роза.

Она просит:

— Спой дальше.

— Дальше грустно, — говорит он.

— Но ты так красиво пел тогда в лесу. Спой ещё, — просит она.

Он поёт песню до конца.

— А это, — спрашивает она. — Это про что?

— Это грустно.

— Но про что, про что? — настаивает она.

— Это мужчина, он говорит, что роза опустила голову. Поникла. Туда, где ходят, на дорогу. Упала на дорогу. Она умерла. Вот про что он поёт. Он говорит, я знаю, что она умерла.

Он глядит ей в глаза. Они влажно блестят.

— Но твоя головка, — говорит он. — Она не поникла. Она здесь, высоко. Не на земле.

Он дотрагивается до её щеки.

— Ну и что, ну и что, — кричит девушка. — Мне всё равно, что песня грустная, зато она такая красивая!

Анджело закрыл глаза и увидел, какое у неё было лицо, когда она это сказала.

Потом он почувствовал прикосновение и, открыв глаза, увидел, что на столе возле грязной тарелки лежит его рука, а на ней — рука женщины в коричневой куртке. Он поднял голову и посмотрел на неё.

— Анджело, — сказала она. — Прошу тебя, не тревожься.

Он не сводил с неё глаз.

— Анджело, — сказала она, все так же держа его за руку, — все будет хорошо.

Кэсси все крепче сжимала его руку.

— Ведь правда? — настаивала она, улыбаясь.

— Да, да, — сказал он.

Все будет хорошо, если он научится не думать ни о том, что было, ни о том, что будет.

Научись — и все будет хорошо.

Кэсси прождала его всю ночь с субботы на воскресенье. Она даже не раздевалась. Анджело уехал в субботу, рано утром. После того как он встал, она его больше не видела, только слышала, как он возился на кухне, а потом со двора донёсся стук топора и треск поленьев. Чуть позже она услышала рёв мотора.

На кухне она обнаружила, что он уехал, даже не перекусив. Кофейник кипел на плите. Она вошла к нему в комнату, заглянула в шкаф. Городского пиджака не было, галстука тоже, но брюки и лакированные туфли остались. Он уехал, не собравшись.

Весь день Кэсси думала о нем. Она смотрела на дорогу или, продолжая думать об Анджело, занималась Сандером. За день она дважды помыла Сандера, побрила его утром и ещё раз вечером. Ухаживая за мужем, Кэсси вновь становилась той, какой бывала прежде, до того мгновения, когда увидела Анджело Пассетто, бредущего под дождём по дороге.

Ночь она просидела в нетопленой гостиной, сидела в темноте, отодвинув колючую сухую тюлевую занавеску, расползавшуюся под её пальцами, и глядела на дорогу. Она вспоминала, как тогда, в первый раз, Анджело брёл под дождём по этой раскисшей дороге и осторожно, словно кошка, выбирал, куда ступить, а в руках у него был какой-то свёрток. Тогда был день, а сейчас — ночь, а его все нет.

Она решила, что он вернётся скорее, если она отойдёт от окна. Она пошла в его комнату и легла. Прижавшись лицом к подушке в том месте, где лежала его голова, она ощутила запах Анджело Пассетто. Надолго ли хватит этого запаха? А ведь это всё, что останется от него, если он не возвратится.

От этой мысли Кэсси стало так страшно, что она не могла оставаться в постели. Она вернулась в гостиную и прижалась лицом к, оконному стеклу. Так она глядела на дорогу, пока не заметила вдруг, что уже давно рассвело и при свете наступающего дня дорога кажется ещё более пустынной, чем когда-либо.

А потом она услышала Сандера.

И даже обрадовалась этому.

Вторая половина воскресенья только начиналась.

До Кэсси донёсся шум приближающейся машины. Она решила, что ей мерещится, и поэтому запретила себе смотреть в окно. Она даже не открыла глаз. Даже когда услышала шаги в прихожей и скрип двери. Она просто боялась открыть глаза. Ведь она знала: ей это только кажется.

Но она ошибалась.

Она внезапно поняла, что ошибалась, потому что вдруг рядом с ней что-то тяжёлое упало на кровать. Толчок заставил её открыть глаза, и она увидела его.