Роберт Уоррен - Приди в зеленый дол

Возвращение Сая Грайндера не вызвало никаких перемен в жизни Кэсси. Просто настала очередная фаза долгого процесса, текущего незримо, тайно, словно подземный поток, процесса, который в один прекрасный день привёл к тому, что она приняла наконец и казавшееся ей невероятным бегство Сая Грайндера, и вообще жизнь. Даже его женитьба на Глэдис Пигрум не потревожила её. Все шло своим чередом. Сай Грайндер был создан природой в точном соответствии с потребностями Глэдис Пигрум. В великой головоломке мира все стало на свои места.

Ко времени возвращения Сая Грайндера сама Кэсси была уже почти восемь лет замужем.

В тот год, после бегства Сая Грайндера на запад, Кэсси жила под неусыпным материнским оком, чувствуя, что своей личности, своего места в мире у неё нет. Её понимание мира и самой себя шло только через познание Сая Грайндера; с его исчезновением исчезла и Кэсси Килигру. Иной раз ей казалось, что даже кожа её помертвела, как помертвела душа, потому что, прикасаясь к вещам, она будто не ощущала их. Потом её послали присматривать за тётушкой, сестрой отца, бывшей замужем за Сандерлендом Спотвудом: тётушка заболела чахоткой.

В глазах миссис Килигру союз фамилии Килигру с фамилией Спотвуд был единственным достоинством её мужа, неудачника и недотёпы; чтобы скрепить этот союз, она предложила послать Кэсси в дом Спотвуда и, без труда преодолев сопротивление Густава Адольфа, провела свою идею в жизнь.

Последствия этого события оправдали и даже превзошли ожидания миссис Килигру: и трех месяцев не прошло с того дня, как Джозефина Килигру-Спотвуд легла в схваченную январским морозом могилу на фамильном кладбище Спотвудов, а Кэсси уже заняла место покойной в постели Сандера. Местные сплетники засвидетельствовали этот брак задолго до его освящения. Всякому в долине было известно, что Сандерленд Спотвуд не тот человек, чтобы позволить приличиям или законам стать на его пути.

Главными чертами Сандерленда считались прямота, грубость, бессмысленная удаль и скотство, и поступки его в общем подтверждали такую репутацию. Впрочем, других качеств в долине Спотвудов от него и не требовалось. Но ни один сплетник даже не подозревал, с какой хитростью Сандер способен преследовать свою цель, если этого требуют обстоятельства. В первые две недели бледная, робкая девочка, присланная ухаживать за тётей, двигалась по дому неслышно, как тень; встречая в коридоре мистера Спотвуда, она прижималась к стене, а за ужином не поднимала глаз. Он был с ней вежлив, но держался на расстоянии; он словно не выходил из горестного оцепенения и только изредка, будто очнувшись, спрашивал Кэсси: «Ну как она?» Или: "Ей не хуже?

Так прошли первые две недели; затем он стал предпринимать жалкие попытки развлечь девушку — он мол, понимает, что молодая девушка не может жить среди вечного горя. Иной раз пускался рассказывать какую-нибудь историю или невинный анекдот, причём его забота о Кэсси казалась тем более трогательной, что порой, будто впадая вдруг в угрюмое забытьё, он не мог вспомнить, о чём рассказывал, и секундой позже, встрепенувшись, с виноватой улыбкой пытался загладить свой промах. Он начал называть её «дорогая Кэсси» и «моя милая Кэсси» и уже останавливал на ней взгляд своих больших синих глаз, всегда влажных, точно полных слез.

Однажды вечером, в начале декабря, в тот день, когда доктор Такер сказал, что ждать осталось недолго, Сандер попросил её посидеть с ним после ужина в «кабинете». И прежде чем она успела ответить, у него как бы вырвалось: «Я понимаю, что вам не хочется сидеть со стариком, но я просто не в силах оставаться один!» А потом, сидя у камина, он вдруг разрыдался, в отчаянии раскачиваясь на стуле. Она глядела на него широко раскрытыми чёрными глазами, и вдруг он соскользнул со стула и стал на колени, словно собирался молиться. Но он не молился. Точно огромный краб, нет, точно раненый медведь, он подполз к её креслу. Когда он поднял к ней своё искажённое горем лицо, она снова подумала, что он будет молиться. Но вместо этого он уткнулся лицом в её платье.

Она чувствовала, как слезы капают ей на юбку. Чувствовала, как он сотрясается в почти беззвучных рыданиях. Огромные плечи вздрагивали. Разобраться в своих ощущениях ей было не под силу, но страдания этого могучего человека разрывали ей сердце. Сама не сознавая что делает, она положила руку на его густые русые кудри. В ту же секунду, словно она замкнула электрическую цепь, он обхватил её за ноги и издал громкий горестный стон, потом вдруг вскочил на ноги, крича: «Нет! Не прикасайся ко мне!» тем хриплым, сдавленным голосом, который потом, много лет спустя, она вспоминала, слыша его прерывистый хрип.