Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

Как блудный сын к отцовскому очагу, вернулся я на русский «пятачок». Пока я работал в гараже, у меня не было ни времени, ни сил фланировать после захода солнца по деревянной набережной в толпе эмигрантов. Теперь старые знакомства восстанавливались. Будущий миллионер Миша попрежнему продавал сосиски, но уже поостыл, не рвался штамповать золотые медали. Он стал человеком серьезным: подыскивал рыбный магазин.

– Он сам не знает, что он ищет. Над ним же все смеются! – Мишину супругу душила зависть. – Скажите, Володя, я говорю неправду?

– Кто смеется?

– Наша жидовня! Пока он хлопает глазами, люди – торгуют!

Недели две назад на Брайтоне с большой помпой открылся магазин «Дары океана», где за стеклом витрины-аквариума плавали ленивые карпы, и с этого дня Мишина жизнь превратилась в сплошной кошмар…

– Ничтожество! – свербела Роза. – Я его, Володя, теперь иначе и не называю: «Мое ничтожество!»

Миша смотрел на жену, сосредоточенно размышляя: дать ей по морде сейчас или – потом? Разумница Роза однако не стала дожидаться решения, и ее словно ветром сдуло…

Полоса прибоя, шурша о песок, подкрадывалась к набережной; мы остались на лавочке вдвоем.

– Она еще прибежит и скажет: «Ой, знаешь, ты-таки был прав: они сгорели!» – пророчествовал Миша, глядя вслед удалявшейся супруге.

– О чем это ты? Кто сгорит?

– «Дары океана». Как они его открыли, так они его и закроют…

Тихо плеснула в темноте невидимая волна.

– Рыбный магазин, чтоб ты знал, Володя, нужно брать в черном районе…

– Почему непременно в черном?

– Негры покупают много дешевой рыбы.

Губы Миши дрогнули:

– Я нашел магазин!

Но в голосе слышалось не торжество, а страдание.

– Дорого просят?

– Не в этом дело. Хозяин хочет двадцать тысяч – «под столом».

– Этому человеку можно доверять?

– Человеку? Разве это человек? Это форменный Гитлер! Обобрал родного брата, которому восемьдесят лет, снял со старика последнюю рубашку…

– Как же можно давать ему двадцать тысяч под честное слово?

Миша запрокинул голову и поглядел в небо:

– Вот это самое говорит и мой адвокат…

Над нами горели бруклинские звезды.

– Но я дам ему деньги, Володя! Пусть она кричит, что я сумасшедший. Слушай: а вдруг это – мое? Понимаешь: мое счастье!..

На русском «пятачке» я чувствовал себя, как выброшенная на песок рыба. Я тосковал о желтом кэбе. Так заключенные, выйдя на волю, тоскуют по лагерю…

В нашем сложном мире порой случается, что события, которые происходят вдали от тех мест и даже от той части света, где мы живем, события, в которых мы ни прямого, ни косвенного участия не принимали, вдруг оказывают на наши судьбы куда более действенное влияние, чем все наши самые старательные потуги чего-то добиться в жизни или хоть как-то пристроиться. Отдаленной волной именно таких, то есть никакого отношения ко мне не имевших событий – толкнуло в конце концов с тропинки, по которой я шел, и меня… И случилось это, наверное, года через два после того, как однажды в Москве, на квартиру к бывшему генералу, давно лишенному советским правительством и генеральского звания, и боевых орденов, и пенсии, – к известному диссиденту явился незнакомый посетитель.

– Я украинский писатель из Киева, – представился он и назвал свое, ничего ие говорившее хозяевам дома имя. – Никаких рекомендаций у меня нет. О вас обоих (то есть, о генерале и его жене) я слышал и читал то, что вы написали… Я подумал, что если приду к вам сам по себе, вы меня не прогоните…

«В этих словах, – вспоминали впоследствии диссидент и его жена, – было столько обаяния и простоты, что мы сразу же прониклись к незнакомцу доверием. Долго сидели и разговаривали…»

Гость вручил подарок – рукопись своей книги. Однако подарком не обошлось, была у гостя и просьба : хозяева насторожились…

Писатель из Киева был ясноглаз и русоволос, просьбу свою – устроить ему встречу с иностранными корреспондентами, с которыми он намерен говорить о политическом положении в стране, – излагал настойчиво, и у старого генерала, который когда-то гнал в атаки, на смерть, тысячи и тысячи таких же ясноглазых, русоволосых, – дрогнуло что-то внутри, и он сказал, что содействовать не станет:

– Последствия такого поступка непредсказуемы…

Так выговаривал искателю приключений человек, который уже прошел и аресты, и тюрьмы, и годы, годы истязаний в психушках, где врачи «лечили» его разлагающими сознание инъекциями.