Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

Говорить нам вроде бы не о чем; но редактору было велено еще раз со мной побеседовать. Неприятное поручение это вынуждает его начать; как всегда, чуть загадочно:

– На днях один влиятельный американец взял на отзыв вашу последнюю программу…

И поскольку мы оба догадываемся, что ничего хорошего «один влиятельный американец» сказать о моей программе не может, редактор заранее журит меня смесью сочувствия и досады: «Ну, зачем вы все время пишете одно и то же: хлеб, хлеб, хлеб… Все у вас мрачно, все в черных красках; и, в конце концов, – ну кому это интересно?!..»

Швырнув ключи в багажник гаражного кэба, я утратил свою только-только обретенную независимость, и теперь, выслушав советы редактора, уж постарался бы, наверное, перестроить свое обозрение о советском сельском хозяйстве с тем, чтобы потрафить начальству. Но как это сделать, мне так и не удается узнать: в тесную каморку врывается смерч, тайфун…

– Простите, что я так врываюсь! – шумит тайфун, сбрасывая редакторскую шляпу с приютившейся у входа вешалки.

Это заведующий отделом новостей Кукин, профессор политических наук и самый энергичный ветеран радиостанции «Свобода». Он тут же бросается поднимать шляпу и опрокидывает настольную лампу. Однако редактор успел изготовиться: ловко подхватывает лампу и тянется отобрать свой головной убор.

– Тысяча извинений! – буянит Кукин, не выпуская редакторской шляпы из рук. – Позвольте мне срочно похитить нашего уважаемого автора!

И мы, все трое, рады. Профессор – тому, что разыскал меня, редактор – тому, что от меня избавился. Я же доволен еще больше, чем они оба: Кукину я мог понадобиться только для одной цели – «сделать новость».

«Сделать новость» – это значет перенести на русский язык информацию из «Нью-Йорк Таймс» и начитать ее в микрофон. Работы часа на два, заплатят за нее хорошо; а я уже привык зарабатывать немножко «живых» денег в промежутках между двумя чеками по 190 долларов.

– Сегодня я вас порадую! – кричит на меня Кукин. Властно обвив мою талию, он увлекает меня по коридору, и я неожиданно замечаю, что мы не идем, а бежим…

– Сегодня я дам вам ДВЕ! информации, а вы САМИ! выберете, какая из них подойдет, – с этими словами Кукин протягивает мне две газетные вырезки: «На международный рынок выброшены крупные партии советского золота» и «Перуаноболивийский конфликт по поводу прибрежной рыболовной зоны».

– Интересная заметка, – говорю я. – Им опять нужна валюта для закупок зерна.

Кукин в восторге:

– Так я и знал, – говорит он, – что вы захотите сделать про золото! Вот видите: вы работаете у нас всего три года, а уже решили, что можете самостоятельно отбирать материалы для передач…

Оказывается, профессор хотел проверить, насколько я вырос как работник. Надежд его я не оправдал, но он этим доволен.

– Не все приходит сразу, – утешает меня Кукин. – Поработаете с мое – научитесь. А пока попрошу вас срочно подготовить «Рыболовную зону».

«Да это же настоящая сенсация для наших слушателей! – думаю я. – Они же буквально ночами не спят над своими транзисторами, чтобы не упустить сквозь вой глушилок: какую сегодня ноту направило Перу – Боливии?».

Не так уж давно я сам, бывало, часами просиживал над своей «Спидолой», пытаясь поймать хоть какую-нибудь западную станцию, а потом, услышав подобный бред, неделю не прикасался к приемнику.

Но Кукин заплатит за «Рыболовную зону» пятьдесят долларов, и я покорно иду за ним – в отдел новостей.

Даже в самых искренних наших порывах, даже в самых решительных наших поступках непременно присутствует элемент позы… Да, я изрядно намучался с тех пор как дантист «бесплатно» вставил мне временные протезы: укушу яблоко или хлебную корку – больно, каждая ложка горячего супа – боль… Да, действительно: для того, чтобы снова ощутить себя полноценным человеком, мне необходимы были деньги. Но разве я погибал? С первых же дней работы в гаражном кэбе стало ясно, что я избрал неподходящий, какой-то чересчур «драматический» способ оплатить счет зубного врача. А уж возвращаться в такси теперь, когда на моем счете в банке собралось свыше тысячи долларов, – и вовсе не было никакой необходимости. Брайтон Бич буквально кишел дантистами-эмигрантами, которые, как и мой знакомый Доктор, не осилили пока американский экзамен и были бы рады вставить мне зубы не за четыре тысячи долларов, а за две, и притом охотно согласились бы получить свой скромный гонорар и в рассрочку. Мы с женой не раз обсуждали этот вариант. Русский «подпольщик», безусловно, выполнит работу хуже; но разве наш жизненный опыт приучил нас пользоваться вещами или услугами непременно высшего класса? И тем не менее я не спешил расстаться с деньгами, которые достались мне так тяжело…