Александр Покровский - Кот

Еле влезли на забор. Чуть на проволоке не повисли. Осторожно освободились от ее колючек, спустились и пошли казармы взрывать.

Три часа ночи, дует - жуткий мордодуй, как уже говорилось.

Для сокращения времени Олег решил все казармы не курочить, а расположить мешок с взрывчаткой в одном подъезде… в общем, они сложили все у двери, подсоединили и через десять минут уже стояли у забора, обращенные ожидательными рожами к казармам, и держали в руках небольшой такой рубильничек.

Ну, что, славяне, повернули?

И…

КАК ЕБАНУЛО!!!

От испуга они немедленно оказались личностью к забору, а потом, не сговариваясь, с места взмыли вверх и - хоть бы кто за колючки задел! - приземлились медленно, будто время остановилось, помахивая полами шинели (мохнатые ниндзя), в снег по горло.

И сейчас же вырыли в нем окопы (кроты, кроты), улепетывая в четыре руки каждый до своей собственной казармы.

Ночь, мороз, все казармы без стекол, и ручка от двери на сопке обнаружилась.

– Где этот мудак?! - орал заслуженный особист, бесноватый майор.

Олега нашли и вставили ему по самые помидоры.

Белая рубашка, галстук, бильярд…

Гоша - волнистый зеленый попугай, мальчик, и живет он у соседей. "Я - мальчик!" - иногда ни с того ни с сего говорит Гоша, и еще он говорит кучу всяких слов.

Например, "Абра-кадабра!" и "Все это чушь собачья!".

Как он выуживает эти слова из окружающего информационного поля, неизвестно, а известно только то, что "Гоша хороший" от него полгода добивались.

И правильно, потому что Гоша - совершенная дрянь, а, значит, сказать, что он хороший, - погрешить против истины.

В доме он не дает слушать музыку, танцевать, садится на люстру и умудряется всех переорать.

Любит он только одного человека - соседскую девочку Наташу, которой он, растекаясь от любовного чувства, каждое утро принимается расчесывать клювом брови, а если Наташа отправляется умываться, летит за ней, садится на раковину и пытается под струю воды подставить попеременно то одно, то другое крыло, а когда она начинает делать уроки, пристраивается рядом, стараясь ухватить шариковую ручку за самый шарик.

Если это ему удается, ручка чертит в тетради прямую по диагонали.

Он обожает муку.

Если ее рассыпают на столе в надежде замесить из нее тесто, Гоша, тут как тут - немедленно пытается в ней искупаться.

Однажды он залетел за пирогом в горящую духовку и, обмахревший, вылетел из нее в один момент.

Кошек он не боится. Собак тоже. Как-то к ним зашла подружка Наташи с таксой Светой.

Гоша спикировал таксе на башку и клюнул ее, отчего такса чуть не рехнулась.

Однажды его потеряли, искали в квартире два часа, а он сидел на спине у Наташи, уцепившись за кофту лапами и клювом и распластав крылья - этакий одноглавый символ России.

И еще Гоша ко всем лезет в тарелки. Он и ко мне залез, когда меня пригласили на день рождения к Наташе.

Гоша непременно хотел склевать у меня весь рис. Я выставил вперед палец, желая отодвинуть нахальную птицу.

Мой палец уперся ему в грудку. Гоша растопырил лапы и расставил крылья, пытаясь сохранить равновесие. При этом он верещал что-то возмущенно на смеси человечьего и попугаячьего языка. Получалось что-то вроде: "Че-ты-рррр-всчи-кры-чи!"

Сильно я на него не давил, но попугай не отступил ни на шаг.

Я убрал палец и предложил мировую: "Я тебе рис отдельно на тарелку насыплю!"

Гоша косился на меня, но, казалось, все понимал. Я отделил на тарелке ложку риса и подвинул ее Гоше.

И тут он сказал слово "компромисс".

Все онемели. За столом установилась тишина. Слышно было только, как тюкает его клюв.

Расставались мы друзьями. Он даже сел мне на плечо и потребовал, чтоб я напоил его слюной.

Видите ли, друзья, в понимании Гоши, должны друг друга поить слюной. Я должен был, пожевав, ее приготовить, а он - влезть своим клювом ко мне в рот и напиться.

Я, косясь на Гошу на плече, сказал только: "Слушай, птичка, лети в свою клетку и пей там водичку", - на что попугай вдруг презрительно протянул: "Что-оооо?" - и тут же ко мне охладел.

– Верность… удивительное чувство… Верность к кому-либо или же к чему-либо… Оно ведь не просто так… Оно переполняет… Да-да-да… Непременно… Но сперва оно накапливается… Вот!.. Оно накапливается, а потом уже переполняет… Ну конечно!.. Чашу терпения… Именно… и изливается… Оно изливается… и это так естественно… на кого-либо или на что-либо… И как важно в эти минуты оказаться рядом… Чтоб и тебе досталось немного… от того потрясающего положения… когда избыток… готовящийся к истечению… наконец обретает все свойства дождя… подобного… - все это говорил нам Фома. Наш командир БЧ-5. Он стоял на пляже в Дивноморье летом, куда мы, единственный раз за десять лет, примчались всем экипажем после похода и сейчас же легли голова к голове, мужчина-женщина, муж и жена.