Александр Покровский - Кот

И, конечно, проверят. Чего не проверить. В регистратуру встали. За номерком. К отоларингологу. Тетушка Глафира только на минуточку отошла: знакомую увидела - как не спросить о детях.

А Егор Палыч номерок взял - только врача перепутал, пока стоял. Оно и понятно, волновался, все же сколько сюда не ходил, даже горлом дышал, не носом. "Мне, - говорит, - к урологу", - ему номерок, кабинет рядом. Он только на тетушку глянул, она как раз о внуках расспрашивала и ему кивнула: мол, иди - он и пошел.

"Дочка! - сказал он врачихе. - Я насчет инвалидности. С ухом чего-то". - "С ухом в другой кабинет, - сказала "дочка", - а теперь снимайте штаны".

"И как засунет мне палец в жо…" - возмущался, уже выходя, Егор Палыч, делая огромные глаза, а рядом семенила и поддакивала тетушка Глафира.

А инвалидность им дали: а вдруг чего.

Меня в штабе спросили: "В Питер хочешь?" - тут лодка должна была на праздник в Питер идти, и у них некомплект, - и я ответил: "Конечно, хочу!" - сейчас же побежал, переоделся, как человек, мотыльком на пирс, внутрь нырнул - и отвалили.

А в Питере хорошо!

Я люблю, когда хорошо. Тогда жизнь объятья свои распахивает, хватает тебя, прижимает, и ты чувствуешь, что внутри у всего есть пульс.

И все это до першения в носоглотке… так… ну, в общем… здорово, одним словом, что там говорить.

Я и Петровичу тогда заметил: "Здорово, да?" А Петрович - это командир. Мы с ним немедленно, как только напротив Петропавловки утихомирились, в ресторане очутились.

Я и моргнуть не успел.

И женщины!

Конечно!

Эх! Вот когда мало женщин - это все-таки нехорошо!

А когда их много и все они такие кругленькие, симпампулечки, что ущипнуть невозможно, то это просто отлично.

Я люблю, когда кругленькие, и еще ручки у них такие пухленькие, потом щечки, носик и ножка в туфельке.

Вот чтоб она в туфельке обязательно была, и еще такая застежка или, как это сказать, чтоб она эту ножку охватывала. Вот!

А пахнет как от них, Господи! Как от них пахнет!

Я и Петровичу сказал, на что он, конечно, кивнул. Он вообще говорить не мастер, так что кивнул со слезой.

А тебя-то пробирает и внутри деревенеет. Ох, думаю, вот ведь пробирает, да еще деревенеет!

Ну что тут говорить: потом встать невозможно, если только с трудом.

А после мы по мосту с девками на такси ехали, и с нами один гражданский увязался. А я девкам со значением: "Песню знаете, где "дорогая не узнает, какой у парня был конец?" - и они как грянут: "И да-ара-хаааа-я не узна-аает…"

А мы как раз мимо нашей лодочки проезжаем, и тут гражданский оживает и изрекает:

"А вы знаете, что я на этой лодке командир!"

Петрович даже охуел, поворачивается ко мне и шепотом: "А я тогда кто?"

А уже в Балтийске я к штурману подхожу и на ухо ему тихо: "Подойди к командиру и скажи, что в Питере шел ночью по мосту, и вдруг машина, и из машины песня про "дорогую".

И он подошел.

А Петрович обрадовался, да как заорет: "Во! Так это ж мы ехали!"

И засветился весь.

Да.

Люблю человеку сделать приятное.

Олег Смирнов служил на берегу - каждый день белая рубашка, галстук, казарма, бильярд.

А подводники рядом через трехметровый забор с колючей проволокой служили, и Олежку Смирнова - старшего лейтенанта службы радиационной безопасности - среди них никто в лицо не знал.

И это очень ценное обстоятельство. С точки зрения особого отдела, который постоянно озабочен проверкой чьей-то бдительности.

Подводники ведь служат как?

Пока не упадут.

А падают они в казарме на койку в двадцать три часа ровно вниз портретом. Как упали - сразу спят. И попробуй тут кого-нибудь в профиль изучить.

И настал час испытаний. Назывался он: "Учение береговых служб по противодействию противодиверсионным силам и средствам".

Объект для учебного нападения даже не выбирали, что само по себе совершенно естественно, - это были спящие в казарме подводники.

И напасть должен был он - Олег Смирнов, старший лейтенант службы радиационной безопасности, неизвестный в лицо.

Его вызвали в особый отдел и проинструктировали.

Инструктаж проводил заслуженный особист - бесноватый майор.

Через пять минут Олег понял, что надо ночью с двумя матросами перелезть через забор и заминировать все подъезды казарм, для чего ему дается мешок с взрывпакетами, детонаторы, шнур, электробатарея, прерыватель.

А холод, мамины уроды, мороз градусов в тридцать, ветер, поземка, и у забора снег три года не убирали.