Сергей Алексеев - Когда боги спят

— Спасибо, все было очень вкусно, — выдавил дежурную фразу. — Мне пора.

— Вы вчера ходили к монастырю? — вдруг спросила Елена.

— Ходил, — удивленно протянул он. — Откуда вы знаете?

— Слышала, у мужа дорогу спрашивали, — в сторону проговорила. — Палатки на озере еще стоят?

— Не видел…

— Если стоят, будьте осторожнее. Там третий месяц люди живут, четверо, с миноискателями ходят, клады ищут. Могилы раскапывают, подонки…

И стала убирать со стола.

Получалось, однофамилец Иван Михайлович знал про гробокопателей и посылал его к ним!

Зубатый надел в передней ботинки, куртку и заглянул на кухню.

— До свидания.

— Всего доброго, — не глядя, отозвалась она, занятая хозяйством.

На улице был морозец, бело повсюду и заря в полнеба. Кричали петухи, где-то стучал топор и еще доносился глухой и сытый звук, будто молотом по разогретому металлу. Иней лежал на траве, земле, заборах и даже на стенах дома. Пятистенник с обратной стороны и впрямь оказался старым, дряхлым, и из сопревших от времени бревен курился парок, застывая в узорчатую, махровую изморозь — из дома уходило тепло, топили улицу. Посмотрев по сторонам, Зубатый двинулся знакомым путем к реке, отмечая, что дорога по полю стала лучше, грязь взялась твердой коркой, хотя еще не промерзла. И когда вышел на берег, вспомнил, какое число и обрадовался — сегодня инаугурация!

А на Соре отросли тонкие, зубчатые забереги, тихо звенящие от напора воды, в унисон им позванивали заиндевевшие кусты над рекой и колкий ледок под ногами…

Часа четыре он. бродил по разрушенному монастырю, а вернее, по тому месту, где когда-то стояла Соринская Пустынь, и вид руин навевал неожиданные чувства — некого облегчения, освобождения от прошлого, ненужных обязанностей и обязательств — пыльного и тяжелого шлейфа, который тянулся за ним многие годы. Несколько раз он доставал телефон, пробуя позвонить Маше, однако связи не было, весь этот край лежал в мертвой зоне, не подвластной коммуникационной цивилизации.

Он ничего не искал, ни на чем не сосредотачивал внимания; шел от одной развалины к другой по натоптанным тропинкам, иногда стоял, глядя на битый кирпич, или слушал, как скрипит железо в сохранившихся фрагментах старой кровли, стучит дятел или по-зимнему печально кричит синица. Людей не было, и палаток на берегу не оказалось, разве что остались квадраты выбитой, посохшей травы, мусор да кострище с горой золы. Видимо, кладоискатели уплыли на лодке, оставив после себя тропы, сотни полторы траншейных раскопов, ям и десяток вскрытых старых могил на монастырском кладбище, где сохранилась часовня. Вероятно, монастырь стоял на древнем торговом пути и сохранились легенды и предания о несметных богатствах какого-нибудь варяга или купца, зарытых в пределах обители.

К полудню он прошел по всем кладоискательским тропам и остановился на высоком берегу озера, где из земли торчал остаток крепостной башни. Было чувство, что монастырь отдали на разграбление, а потом взорвали храмы; иначе невозможно было объяснить вид руин. Стены сохранились лишь у братских корпусов и каких-то построек, стоящих с проваленными крышами; церкви же были словно изрублены вкривь и вкось, и над землей высились угловатые и высокие остатки стен, напоминающих скалы.

Теперь здесь добывали не только сокровища, но и стройматериалы, поскольку у кромки воды оказался бревенчатый причал и многоугольный штабель очищенного от извести кирпича, приготовленного к отправке. Похоже, не дачники тут разбирали стены, слишком велики объемы, впору баржу подгоняй. Отдельно, на козлах, лежал полосовой металл — скрепы, которые закладывали в стены. Для чего добывают их в развалинах, Зубатый знал давно. По уверению кузнецов с конезавода, это было железо, выплавленное на березовом угле, например, в шестнадцатом веке, почти чистое, не горящее в горне, мягкое, как пластилин, но при использовании особой технологии, пригодное для получения булатной стали. По ночам, втайне от посторонних глаз, они ковали клинки из этих скреп, подмешивая в металл порошок высоколегированной стали, потом оттачивали и опускали в кислоту, отчего на лезвии вытравливался рисунок булата. Такая шашка на черном рынке любителей холодного оружия шла по цене подержанного автомобиля.

И для продажи была заготовлена темно-зеленая кипа листов кровельной меди, наверняка выкопанных из земли, мятых и насквозь прогнивших, да куча утвари, изготовленной из меди — ковши, рукомойники, кадила, лампадки, подсвечники и узорная оковка сундуков. Пожалуй, это был единственный след, возможно, оставленный здесь предками Зубатого — все другие стерло время.