Сергей Алексеев - Покаяние пророков

То ли отдаленный говор, то ли в полынье на камнях вода шумит…

Тут еще Серка выскочил из предбанника и мгновенно пропал. Подождала несколько минут, выглянула — от конюшни бежит, ткнулся в колени, вильнул хвостом и назад.

— Куда же зовешь-то?

А он вдоль забора к стогу сена и оттуда к сараю. Вавила прошла собачьим ходом, отворила дверь в стойло — влажным теплом в лицо пахнуло, темно хоть глаз коли. Жеребец где-то рядом стоит, тихонько ногами переступает, где-то впереди светлое пятно. Выставила руки, пошла вперед и почуяла теплый конский бок у плеча.

— Посижу у тебя, батюшка, погреюсь.

Окно в стене большое, но досками наполовину заколочено, чтоб мордой не выбил, стекло под толстым слоем изморози. Нащупала плетеные ясли с объедьями, сгребла их в один угол, присела, не снимая котомки.

— Преславная Приснодева, Мати Христа Бога, принеси нашу молитву Сыну Твоему, и Богу нашему, да спасет Тобою души наша…

Ей почудилось, будто лошадь неслышно приблизилась, потянулась мягкими, теплыми губами, дыхнула в лицо. А это Богородица спустилась в хлев, присела возле яслей да набросила свой покров…

На восходе Лебедев подломился, начал дремать, сидя за столом, причем лицо его сделалось беспомощным, страдальческим, словно у обиженного ребенка, и с уголка приоткрытых губ потянулась ниточка слюны. Пару раз он встряхивался, вытирал рот и через минуту снова клонил голову. И только уснул по-настоящему, Комендант рявкнул от души:

— Эй, служба! Не спать!

Тот вскочил, очумело покрутил головой, но ничего не сказал и даже не разозлился, умылся из лейки, наплескав воды на пол, и стал переговариваться по рации с постами. Похоже, ничего хорошего не сообщили, потому он ругнулся, оделся и ушел. Либеральный опер тотчас заскочил в избу и припал к печи.

— На кухне полбутылки первача стоит, — сказал ему Комендант. — Тресни стакан, и согреешься.

Он и не думал, что напарник у Лебедева такой податливый, но, видно, пробрало того до костей, пошел и выпил. А появившись, достал ключик и снял наручники.

— Слушай, дед… Конь вчера хапнул за спину, рану до сих пор жжет. Протри хотя бы самогонкой.

— Давай!

Два ряда широких конских зубов отпечатались чуть ниже лопатки, и уже назревал желто-синий кровоподтек. Комендант нашел у Космача вату, намочил ее горилкой и приложил вместо компресса.

— До свадьбы заживет!

— Ничего, если на печь залезу? — спросил воспитанный либерал. — Ноги задубели, не чую. Только бы не заболеть.

— Залазь!

Он стянул ботинки, вскарабкался на лежанку и скоро застонал от удовольствия.

Кондрат Иванович прикинул, какую бы вескую причину найти, чтоб выйти на улицу и глянуть, что творится, побродил из угла в угол, дров принес, плиту затопил.

— Надо бы коню сена дать, — сказал с надеждой. — И напоить не мешало бы…

Тон был выбран верно.

— Делай что хочешь, — отозвался либерал. — Только со двора пока не выходи.

Комендант принес с улицы два ведра снега, поставил топить и тут же пошел к конюшне, поднялся на чердак, где был устроен сеновал, и приоткрыл окошко. В деревне было по-утреннему тихо, разве что конь внизу подавал тонкий, просящий голос да в лесу наперебой, будто трещотки, стучали дятлы — начинался брачный период. И никакого движения!

Хотел уж спуститься, но вспомнил про ноющего Жулика, открыл люк, через который подавали сено в кормушку, зацепил навильник, глянул вниз и замер.

В яслях, свернувшись калачиком, спала Вавила Иринеевна! Зоревой свет пробивался сквозь окно, и хорошо было видно ее спокойное, умиротворенное лицо.

Над нею, будто ангел, стоял конь и размеренно качал головой.

Воровато оглядевшись, Кондрат Иванович тихонько опустил пласт сена на нее, потом второй, третий — укрыл, как одеялом. Она не проснулась, по крайней мере, даже не шевельнулась. Выждав еще некоторое время, он спустился с сеновала и, чтобы окончательно прийти в себя, умылся снегом.

Вечером либерал досконально обыскал конюшню, а на кормушку становился ногами, чтоб забраться на чердак, и там все сено перевернул. Значит, боярышня пришла после этого, и пока ее проверенное опером убежище — самое надежное.

Если что, запасное место — чердак дома, там тоже искали. Только как проскочить эти двадцать метров открытого пространства от конюшни до дома?..

Комендант зашел в избу; либерал уже спал на печи, разбросав руки. Из-под куртки с левого бока торчала из плечевой кобуры соблазнительная пистолетная рукоятка — всего-то кнопочку отстегнуть, и сам вывалится…