Жоржи Амаду - Бескрайние земли

Брат Бенто даже обратился к Орасио, но полковник оставил это дело без внимания. Говорят, что поэтому-то монах и придумал историю об одном спиритическом сеансе. У брата Бенто, как считали в Феррадасе, был очень острый язык. В данном случае действительно он распространил историю об Орасио. В ней говорилось, что на одном спиритическом сеансе в доме Эуфрозины стали вызывать дух Мундиньо де Алмейда, одного из первых завоевателей этих земель, самого свирепого из всех. Мундиньо был убит много лет назад, но слава о его злодействах все еще жила. Для всех он был олицетворением самого плохого в человеке.

Эуфрозина прилагала все старания, чтобы вызвать дух Мундиньо де Алмейда. Но это ей никак не удавалось. Медиум вел упорную борьбу, бился в страшном напряжении: Эуфрозина вся дрожала, она находилась в трансе. Наконец по истечении часа с лишним борьбы, когда присутствующие были уже утомлены от такого напряжения, Мундиньо де Алмейда появился, но заявил, что устал и очень торопится. Пусть, мол, сразу скажут, что им от него нужно, так как он должен поскорее вернуться. Эуфрозина мягко спросила:

— Но почему ты так торопишься, брат?

— Мы в аду очень заняты. Все заняты… — ответил дух грубоватым тоном, и по этой его грубости более пожилые люди удостоверились, что это действительно был Мундиньо де Алмейда.

— Что же вы там делаете в аду? — поинтересовалась Эуфрозина, выражая общее любопытство.

— Собираем дрова целый день. Все работают — и грешники, и черти…

— Зачем же вам столько дров, брат?

— А мы готовим костер для того дня, когда к нам попадет Орасио…

Таковы были истории поселка Феррадас, феода Орасио, гнезда бандитов. Отсюда отправлялись в сельву завоеватели земли. Это был первобытный и варварский мир, все помыслы которого были сосредоточены на наживе. Каждый день в погоне за богатством сюда прибывали неизвестные люди. От Феррадаса шли новые, недавно проложенные дороги земли какао. Из Феррадаса люди Орасио пойдут вглубь лесов Секейро-Гранде.

В тот день Феррадас жил новостями, которые вместе с покойником принес старик. Жука Бадаро проскакал через поселок по дороге в Табокас. На обратном пути он уже не мог проехать через Феррадас, ему нужно было искать другого пути. К полудню Феррадас перешел на военное положение. Прибыли жагунсо для охраны склада Орасио. Люди в лавках пили больше кашасы, чем обычно. К вечеру приехал Орасио.

Он прибыл с большой свитой — двадцать лошадей и вереница ослов, груженных багажом. Он направлялся в Табокас, откуда Эстер должна была на следующий день выехать в Ильеус. Она приехала верхом, сидя боком в седле, как тогда было принято. Лука седла была отделана серебром, так же как и ручка хлыста, который она держала в руке. Рядом с ней гарцевал на сером в яблоках коне Виржилио. Позади, рядом с Орасио, тяжеловесно восседавшим на лошади, ехал приземистый, коренастый Браз с лицом, изуродованным длинным шрамом от удара ножом. Он был владельцем одной из плантаций, примыкавших к лесам Секейро-Гранде, и пользовался особым уважением в округе. На луке его седла лежало ружье, на которое он опирался рукой, державшей повод. За ними ехали жагунсо и погонщики с ружьями через плечо, с револьверами за поясом. Замыкал кавалькаду Манека Дантас, потерпевший фиаско со своей миссией у полковника Теодоро Мартинса, владельца фазенды Бараунас: этот плантатор остался на стороне Бадаро. Ехали сомкнутой группой, подымая красную пыль на глинистой дороге. Погонщики покрикивали на вьючных ослов; все это вместе походило скорее на небольшой военный отряд, вторгшийся в поселок. В Феррадас прискакали галопом. В начале улицы Орасио вырвался вперед и резко остановил лошадь перед домом сирийца Фархата, у которого им предстояло переночевать. Так, сидя на вздыбленном коне, прочертившем землю копытами, привстав на стременах, с хлыстом и натянутым поводом в руке, Орасио походил на конную статую древнего воина. Жагунсо и погонщики рассеялись по поселку, бурлившему всякими толками. В эту ночь в Феррадасе мало кто спал. Все напоминало ночь в лагере накануне сражения.

Погонщики проходили по грязным улицам Табокаса, щелкая длинными бичами. Они покрикивали на ослов, когда те пытались свернуть на улицу или в переулок:

— Эй! Динамите! Дианьо! Прямо, проклятая скотина!..

Впереди обоза шел, звеня бубенцами, осел с разукрашенной грудью, лучше всех знавший дорогу, — это был вожак. Полковники изощрялись в убранстве ослов, что должно было свидетельствовать о богатстве и могуществе владельца.