Жоржи Амаду - Бескрайние земли

Деревья под таинственным воздействием теней вырастали до гигантских размеров; Эстер причиняли страдания и лесные шумы, и крик неведомых птиц, и рев животных, доносившийся неведомо откуда. Она слышала, как шипели змеи, как под ними шелестели листья. А шипение змей, шелест сухих листьев, когда змеи проползают!.. Эстер казалось, что змеи, в конце концов, заползут на веранду, проникнут в дом и в одну из бурных ночей доберутся до нее и до ребенка и обовьются вокруг горла, подобно ожерелью.

Она сама не в состоянии была даже описать ужас этих мгновений, которые переживала с наступлением сумерек и до начала бури. А когда буря разражалась и природа, казалось, хотела все разрушить, Эстер искала места, где свет керосиновых ламп сиял ярче. И все же тени, бросаемые этим светом, внушали ей страх, заставляли работать ее воображение; и тогда она верила в самые невероятные истории, о которых рассказывали суеверные жагунсо. В эти ночи она вспоминала колыбельные песни, которые напевала бабушка в далекие времена детства, убаюкивая ее. И Эстер, сидя у кроватки ребенка, тихонько повторяла их одна за другой, перемежая слезами и все больше веря в то, что они обладают волшебной силой. Она пела ребенку, глядевшему на нее своими суровыми темными глазенками, глазами Орасио, но она пела и для себя — ведь она тоже была испуганным ребенком. Она напевала вполголоса, убаюкивая себя мелодией, и слезы текли по ее лицу. Она забывала о темноте на веранде, об ужасных тенях там снаружи, о зловещем крике сов на деревьях, о грусти, о тайне леса. Она пела далекие песни, простые мелодии, оберегающие от бед и напастей. Как будто над ней еще простиралась тень-хранительница бабушки, такой ласковой и понимающей.

Но вдруг крик лягушки, пожираемой в трясине змеей, проносился над чащей, над плантациями, проникал внутрь дома; он был громче крика совы и шума листвы, громче свистящего ветра; он замирал в зале, освещенной керосиновой лампой, заставляя Эстер содрогаться. Замолкала песня. Эстер закрывала глаза и видела — видела во всех мельчайших подробностях — медленно подползавшую змею, скользкую, отвратительную, извивающуюся по земле в сухой листве и неожиданно бросающуюся на невинную лягушку. И крик отчаяния, прощания с жизнью сотрясал спокойные воды речушки, наполняя ночь страхом, злобой и страданием.

В эти ночи змеи чудились Эстер в каждом углу дома. Она видела их ползущими по черепичной крыше, вылезающими из всех щелей пола, из всех трещин в дверях. Она с закрытыми глазами видела, как ползет, осторожно приближаясь к лягушкам, змея, пока не наступает момент рокового прыжка. Она всегда с дрожью думала, что на крыше может притаиться змея, ловкая и бесшумная, осторожно подползти ночью к кровати из жакаранды [15] Жакаранда — дерево, дающее ценную древесину. и обвиться вокруг шеи. Или проникнуть в колыбель ребенка и обвиться вокруг него. Сколько ночей проводила она без сна; ей неожиданно начинало казаться, что по стене спускается змея… Дикий страх и ужас охватывали ее: она вскакивала, сбрасывала одеяло и кидалась к кроватке сына. Убедившись, что он спокойно спит и ничто ему не угрожает, она с широко открытыми от страха глазами начинала поиски по всей комнате со свечой в руке. Орасио иногда просыпался и ворчал, лежа в кровати. Она же больше не могла заснуть. Ждала и ждала с ужасом, что змея вот-вот приползет, появится неожиданно, бросится к кровати, и она уже не сможет ничего поделать. Она дошла до того, что стала чувствовать удушье в горле, ей казалось, что змея обвила его. Она уже видела сына мертвым, в голубом гробу, похожего на ангелочка, со следами укусов змеи на лице.

Как-то раз она неожиданно увидела в темноте кусок веревки и вскрикнула; крик этот, подобно крику лягушки, пронесся над плантациями, над трясиной и замер в чаще леса.

Эстер вспоминает и о другой ночи. Орасио уехал в Табокас, она осталась с ребенком и прислугой. Все уже спали, когда стук в дверь разбудил их. Фелисия пошла посмотреть, кто стучит, и, вдруг громко вскрикнула и стала звать Эстер. Та прибежала и увидела рабочих; они держали Амаро, которого укусила змея. Эстер смотрела с порога, боясь подойти ближе. Люди просили лекарств; один из них хриплым голосом сказал:

— Это сурукуку-апага-фого, самая ядовитая змея из всех.

Ногу Амаро перетянули веревкой повыше укуса. Фелисия принесла из кухни раскаленные угли. Эстер видела, как ими прижигали рану. Горелое мясо шипело. Амаро стонал, странный запах распространился по дому. Один из работников начал седлать лошадь, чтобы съездить в Феррадас за сывороткой. Но действие яда оказалось очень быстрым. Амаро умер на глазах у Эстер, негритянок и работников. Лицо у него позеленело, глаза широко раскрылись. Эстер не в состоянии была уйти от умирающего; она слышала, как из этих навсегда умолкших уст перед смертью вырвались вопли страдания, похожие на крик лягушек, пожираемых в трясине.