Ласло Блашкович - Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Теперь на все он смотрел другими глазами. Когда станет уверять суд в своей невиновности, в том, что вопреки всему, речь идет о несчастном случае, судья вытащит на белый свет его досье, в котором черным по белому сказано, что он — давний нарушитель общественного порядка, клиент полиции, рецидивист.

Конечно, ему жаль старика, если бы он мог вернуть его к жизни, то оставил бы его жить, сколько тому отпущено, тем более что это Златица заварила кашу. К тому же, старик давно уже свое отжил, любое несчастье несправедливо, но разве может быть так высока цена нелепой ошибки молодого человека?

Трудно сказать, сколько вот так просидел Сашенька, пока растерянно не заметил, что трясется всем телом. Он уверен, что сегодня ночью должен был схватиться с разбойником, наорать на него (а может, даже схватить за шею), и не только потому, что это стало бы смягчающим обстоятельством, а из-за того, что пущенная стрела рано или поздно тебя настигнет, если верить элейцам. Или ему следовало задержаться у почтовой работницы. Тогда бы он разошелся с грабителем и позже составил бы сам для себя отчетливую и ясную картину происшествия.

Он не слышал, как открылась дверь и вошли полицейские, расследующие дело об ограблении автомобилей. Их впустила Златица, все еще придерживая руку, которую сжимал старик, решившая заявить, что это была самооборона. Вот, это он, — сказала она полицейскому, кивнув в сторону. Полицейский подошел к Сашеньке и как-то неловко вывернул ему руку, обе заковав в наручники.

Где точно это случилось, — спросил второй, — покажите.

Тут зазвонил телефон. Они отпустили его, но он продолжал изрядно дергаться. Женщина вопросительно посмотрела на старшего полицейского, тот пожал плечами. Алло?

Из больницы сообщали, что закончились лекарства (те, что разжижают кровь, если Златица правильно поняла медицинское бормотание), тотальный дефицит, надо бы их срочно достать, пусть они достают, за границей или на черном рынке. В остальном состояние ребенка по-прежнему очень серьезно, он все еще на искусственной вентиляции легких, они не хотят делать легкомысленных прогнозов, но надежда остается, знаете, как сказал мститель, граф Монте-Кристо, он же бывший каторжник Эдмон Дантес: ждать и надеяться. Верит ли она в Бога?

Ребенок? — Златица отвечает полицейскому с отсутствующим видом. — У него еще нет имени. С ним с самого начала было столько осложнений. Мы просто забыли… Ему еще трех месяцев нет… Говорите, регистратор сам выбирает имя, если родители не предложат его в течение определенного времени? Все равно, главное, чтобы оно не было каким-нибудь левым, например, Златица, меня так зовут, и я ненавижу себя из-за этого.

Спускаются один за другим, связанный человек поскальзывается. Через мастерскую выходят во двор.

Куда это он подевался? — озабоченно спрашивает Златица. — Вот прямо здесь он упал, ударился головой о бетон. Видите это? Кровь.

Она присела над маленькой красной лужицей в песке.

Вы уверены, что старик был именно здесь? — недоверчиво осклабился полицейский. — Может, вы перепили, или вам это приснилось? А? Ведь мертвецы не исчезают просто так, и нам, знаете ли, не до шуток.

Шеф, следы ведут на ту сторону, — кричит молодой полицейский, осматривавшийся вокруг. Вся четверка молча идет по кровавому следу. Навстречу им выходит какой-то ребенок и указывает на окна старика. Нет, дело все-таки следует довести до конца. Старший полицейский сам стучит в дверь старика, которую после некоторой паузы, сопровождаемой поспешными шумами, открывает загадочно исчезнувший, лично.

Добро пожаловать, — произносит он с трудом, но предупредительно. Накинул домашний халат. Выглядит вполне прилично, если бы не тонкая струйка крови, начинающаяся в ухе и исчезающая в воротнике.

С вами все в порядке? — неуверенно спрашивает Златица.

А вот еще гости, — кричит старик (распахивая дверь, чтобы попустить пришедших внутрь) компании, которая уже находится внутри: ватага ленивых кошек и несколько стариков, сидящих вокруг стола с бумажками в руках. От дверей именины Иоакима выглядят как спиритический сеанс, скорее мертвых, чем живых, понимаете?

Я ваш старый дед, отдайте мне быка, — запевает один из них. Остальные, завидев полицейскую форму, заставляют его умолкнуть. Главный полицейский, прежде чем принять протянутую рюмку с ракией, отдает честь. Второй же, задействованный в эпизоде, застенчиво снимает с Кубурина наручники. Потирая натертые запястья, освобожденный не перестает дрожать. Нам повезло, дорогая, — говорит он женщине, обнимая ее. Та с отвращением отталкивает мужа.