Елена Крюкова - Юродивая

Грешни…

…голая гора. Лобное место. Темя мира.

Ксении закинули руки за спину. Связали бельевой веревкой.

— Ишь, глянь, с неба падала, — как побилась!.. Живая еще осталась… Синяк на синяке… Как мы ее ловко подобрали — аккурат вместе с Ним прибьем…

Выла и дула белокосая метель. Голый холм возвышался над рекой. Три распятия, три черных креста стояли на холме в белой круговерти, сдается, что качались под ветром. На двух из них висели, примотанные канатами к перекладинам, налысо обритые люди — солдаты Зимней Войны. Они плакали. Третий крест торчал в снегу пустой.

— Сбрасывай главный крыж наземь!.. Мы ее поймали!.. Приволокли Ему подружку!.. Сейчас мы их вместе… одним гвоздем… чтоб гвозди зря не тратить!.. они, такие толстые гвозди, сейчас — ух… — дорогие…

Крест накренился, скособочился, тупо повалился набок. Утонул в снежной каше. Ксению подтащили к кресту, и тут она увидела, что на кресте уже распяливают человека: один солдат тянул на себя его босые ноги, двое других растаскивали в разные стороны по дубовой перекладине цепляющие воздух руки, и прямо в Ксению полетел солнечным снежком свет его лица. Исса… Исса!.. Все случилось, как по-писаному… Исса! Ты только потерпи… еще немного… это совсем не больно… мы же с тобой много раз умирали, Исса…

— Поворачивай крест, парень!.. Молот давай… И гвоздь стальной, вон тот, самый длинный, самый… две ладони сразу протыкать да деревяшку…

— Привязывай бабу с другой стороны… затылок в затылок…

— А что ж она не орет?!

— Привычная, видать, распинаться…

Затылок в затылок. Рука против руки, ступня против ступни. Между нами только дерево креста. Оструганные дубовые бревна. Распил досок. К моей захолодавшей ладони приставили острие огромного стального гвоздя, и он вошел в плоть, как в масло. Пробил дубовую перекладину. Пронзил руку Иссы. Вышел из Его ладони. На снег из наших рук, из горстей, посыпались ягоды. Земляника. Брусника. Малина. Гроздья рябины, зимней, сладкой, схваченной морозом. Бузина. Клюква. Калина. Изобильно сыпались красные ягоды, и мы глядели, как они рассыпаются по снегу, в то время как прободены были наши босые ступни, а крест снова поднимали вверх на бечевах, плюясь, ругаясь, охальничая, хохоча.

— Эк мы их!.. Здорово!..

— Как два жука на булавках…

— Как будто любятся, да не передами, а задами… Х-ха…

— Ну ты, заплечных дел мастер, рука твоя не дрогнула…

Так подняли нас вдвоем с Тобой, Исса, над зимним полем, над рекой, над зимним миром, над Зимней Войной, — так, как я и предсказывала Тебе; и Ты не мог поглядеть на меня, а я — на Тебя, лишь мысленно видели мы лица друг друга, и лилась из наших прободенных ладоней одна кровь, и корежила нас одна боль, и я не могла мечтать о подобной кончине; все молитвы мои, великой грешницы, были услышаны, и Ангелы, читая мне приговор, забыли сказать о совместном Распятии, чтобы я не обрадовалась празднику своему раньше времени, чтоб сильнее восчувствовала счастье свое.

И когда вознесли нас вдвоем на одном кресте — настала великая тишина над миром. Прекратили лететь и свистеть пули. Замолкли разрывы. Утихла канонада. Испарились ругательства и рыдания. Перестала журчать вода подо льдом в реке, в полынье, в проруби, — последняя живая жила земли, текущая из никуда в ничто.

И в тишине я обернула голову.

И Он обернул голову тоже, с трудом.

И мы скосили глаза, как восточные люди в краю, где грохочут цунами, и увидели друг друга. Смуглоту щеки. Дрожь ресниц. Шевеленье волос на ветру. Клинопись надбровных морщин. Блеск зубов в улыбке, в углу рта. Я улыбалась. Он улыбался! Мы улыбались оба! Мы смеялись! Мы обвели народ вокруг пальца! Мы, грешники, обманули их! А нехорошо обманывать!.. Мы были счастливы, мы смеялись, мы умирали вместе, и нас, после совместного Распятия, славного, в метели и вихрях поземки, ждала совместная жизнь… а есть ли она, жизнь вечная, Ксения?! Не обманываешься ли ты сама?! Не опьяняешь ли себя, не охмуряешь ли сладкой мечтой?.. Исса, улыбайся ей. Пусть скосит глаз еще, до боли в сухожильях. Пусть увидит еще раз, напоследок, предсмертный блеск снежной улыбки Твоей.

Ксения разлепила губы.

— Ты слышишь меня… Исса…

Снег колол ей щеки, скулы. Густые косы, золотые, седые, рыжие, пшеничные, русые, медные, серебряные, кроваво вспыхивающие, вились и трепыхались по ветру, лились с Креста.

— Слышишь, Исса… некому нынче стоять под Твоим Крестом и припадать к Твоим голым ступням… обнимать Твои колени… обвивать ноги Твои волосами… меня рядом с Тобой прибили…